Неудачница: перезагрузка | страница 28
— В том, что всё так вышло! Всё! — восклицаю, взмахивая руками.
— Что «Всё»?! — начинает злиться Глеб.
— Со своим долбанным контрактом, с этими своими требованиями совместного проживания, с этой своей тупой жаждой мести! Ты во всём виноват!!! — кричу, отталкивая его от себя.
— Ты что, с ним разговаривала? — вдруг доходит до Бондарёва; взгляд его тут же меняется: в нём появляется реальная злоба, — И меня сейчас обвиняешь в том, что у вас с ним… не сложилось? — он буквально выплевывает эти слова, вновь оказываясь рядом и нависая надо мной, как холодная скала.
— Какого черта ты вернул меня? Зачем ты заставил меня пойти сюда? Почему не мог просто отдать мои документы и отпустить? Что тебе, чёрт возьми, надо?! — кричу в голос.
— Мне надо, чтобы ты прекратила орать, — с угрозой произносит Глеб, хватая меня за лицо одной рукой и поднимая мою голову.
— Ты чертов эгоистичный подонок! Только о себе и думаешь! Боишься, что я запятнаю твою репутацию? Очнись! Больше, чем это сделал Ты Сам, никто не сможет! — начинаю шипеть, даже не делая попыток вырваться — пусть слушает правду в лицо!
— Пьяная дура, — цедит Бондарёв, глядя мне в глаза.
— Пьяная дура, которую ты умолял остаться! Лишь бы я не ушла от тебя! Пьяная дура, ради которой ты поступился своими принципами и разорвал контракт! Сам!!! Которой писал записки, которую подкупал дорогими шмотками, которую просил вернуться хотя бы на неделю!!! Так зачем я тебе?! Что тебе от меня надо? Какого черта весь свет Глеба Бондарёва сошелся на одной такой никчемной и невзрачной — мне?! Какой очередной долбанутый план мести пришёл в твою голову, что ты решил, что тебе необходимо моё присутствие рядом с собой?!
Глеб ничего не ответил, но ещё сильнее сжал пальцы на моём лице. Мне стало больно. И смешно.
— Только, пожалуйста, не говори, что влюбился! — не скрывая издёвки в голосе, произношу.
Глаза Глеба меняются и медленно темнеют от ярости.
Ой, как страшно! И вообще… мне уже надоело, что все меня хватают, дёргают, лапают, сжимают! Резко опускаю его руку вниз, освобождая своё лицо.
— Не смей ко мне прикасаться, — говорю презрительно и тихо.
— Руками? — с каким-то странным выражением произносит Глеб, глаза которого буквально метают в меня молниями.
— Ногами! — рявкаю, уже готовая развернуться и уйти, как Бондарёв хватает меня за волосы и притягивает к себе.
— Ну, раз запрет только на ноги, — рычит мне в губы, а затем обрушивается на них поцелуем.
Что за?!… Отталкиваю его, пытаясь освободиться, но Бондарёв сильнее. Его губы тёплые, они сразу отвлекают от боли в голове, но я не хочу с ним целоваться! Открываю рот, чтобы заявить ему об этом, как Глеб тут же ныряет внутрь языком и первым же прикосновением вызывает во мне такую бурю ощущений, что я мгновенно забываю, зачем нужно вырываться… Его язык ловкий, горячий, жадный. Я начинаю испытывать удовольствие от его движений. Или не только его?.. Неожиданно осознаю, что моё тело уже возбуждено; пытаюсь понять, когда это произошло, как чувствую скольжение руки Бондарёва в районе внутренней стороны моего бедра. Когда платье-то оказалось задрано? Мне нравится его грубость… или мне нравится то, что она напоминает?.. Нет, этот более агрессивен: его палец уже во мне, как и язык, я медленно теряю связь с реальностью… моё нижнее бельё отодвинуто в сторону… чёрт, это ещё больше возбуждает… Язык Глеба вдруг проникает так глубоко — и его движению вторит палец внизу: я не выдерживаю и тихо всхлипываю.