Макс отошёл от окна и спустился вниз — чтобы приготовить девушке горячий какао, пока та переодевается и принимает быстрый душ. С его губ не сходила лёгкая улыбка, пока он подогревал молоко и засыпал в него сладкий коричневый порошок, и со стороны могло показаться, что в его душе — гармония и спокойствие. Да, именно такое впечатление о себе и создавал Макс Вознесенский, появляясь в компании, на деловой встрече, на празднике в семье или на одной из светских вечеринок, где он всегда был званым гостем, но куда ходил так редко… Для всех знакомых он был располагающим к себе, иногда весёлым, иногда просто смешливым, но всегда — добрым, приятелем. С самого детства с ним хотели дружить абсолютно все: он умел удивительным образом располагать к себе людей абсолютно всех возрастов, а также — разрешать все ссоры и конфликты между своими сверстниками, не доводя их до драки. Люди чувствовали в нём уверенность и спокойствие, а оттого тянулись к нему, как к теплому огоньку. Пожалуй, со стороны его даже можно было назвать идеальным… У него действительно было всё: крепкая и дружная семья, отличное образование, привлекательная внешность, хорошее воспитание и много перспектив впереди. К тому же его никогда не баловали в детстве: мечтая о какой-либо игрушке, он получал её только на праздник и всегда знал, что плохое поведение может лишить его этого сокровища — потому вёл себя хорошо, учился прилежно и всегда старался быть гордостью своих родителей. Именно поэтому он вырос вежливым, послушным, знающим цену деньгам и родительскому вниманию, «обстоятельным молодым человеком» — как за глаза его называли пожилые (и не очень) соседки по подъезду в его квартире в центре города.
Да, он мог показаться идеальным… Но только один Макс и знал, насколько обманчивым было это впечатление. Его спокойствие было показным: он всегда хотел слишком многого, но не демонстрировал этого — с детства воспитанный терпеливым и не показывающим своих истинных эмоций мальчиком. Он считал себя эгоистом и вруном, потому что не рассказывал никому о том, чего он на самом деле хотел, даже не подозревая — насколько это нормально, хотеть и не говорить об этом. Он был слишком придирчив к себе.
Но сейчас…
Сейчас ему было сложнее всего: потому что он практически держал в руках то, что в уме уже давно считал своим. Мила. Да, он считал девушку своей. И да, он был ужасным эгоистом, когда решил, что больше не будет смотреть со стороны, как его друг пытается добиться от неё внимания. Он слишком хорошо знал Глеба и понимал, зачем тому нужна Мила. А после разговора в её съемной квартире, все куски головоломки и вовсе сложились в единую картину, встав на свои места…
