— Не закончишь этот разговор, я уйду, — всё ещё спокойно предупредил Бесов, не поднимавший головы от блюдечка с брауни и мороженным.
— Если считаешь её своим светловолосым ангелом, то почему ведёшь себя с ней, как бес? — устало спросила Татьяна, глядя на брата с лёгкой жалостью.
Бесов оторвался от еды и поднял голову, посмотрев ей в глаза.
— Ты думаешь, я знаю? — негромко спросил он.
На этом их разговор закончился, и несколько минут они занимались каждый своим делом. Это тоже была нормальная практика в семье Хейфец: задев больную тему, члены этой семьи предоставляли своему собеседнику время на то, чтобы «оправиться». Вот только Мила никогда не оставляла Алексею времени. Она ураганом ворвалась в его жизнь и слишком часто заставляла поступать необдуманно: когда поцеловала его после ссоры во время репетиции, когда вывалила на него всё, что думает, в подсобке… Она постоянно ломала ему вмонтированный в мозг шаблон и никак не хотела понять, что он — другой. Что ему нужно время. Что он знает, какого это — когда тебе не хватает внимания. И что он не хочет, чтобы она чувствовала это рядом с ним.
Должно быть, поэтому он и оттолкнул её…
— О чём ты хотела поговорить? — после нескольких минут молчания спросил Алексей, убрав всю посуду в мойку.
— О Глебе, — прямо глядя на него, ответила Татьяна.
— Да, чтоб его! — выругался Бесов, резко разворачиваясь к сестре, — И это ты мне будешь говорить «сколько можно»?
— Это не то, о чём ты подумал! — зашипела Таня, мгновенно вставая в оборонительную позицию.
— Давай поиграем в игру «Угадай, о чем же он подумал?», — с какой-то усталой злобой огрызнулся Бесов и прошёл в гостиную; там завалился на диван и прикрыл глаза, — Ну, чем удивишь?
— Ты знаешь, что в последнее время мы с Самуилом Викторовичем много общаемся… — издалека начала Татьяна.
— Что, утешаешь его в печали? — недружелюбно усмехнулся Бесов, глядя в потолок, — Родной сын предал! Да ему нужно дать номинацию за лучшее воспитание своего отпрыска.
— Не язви, — вяло отмахнулась девушка, затем закинула косу за плечо и устроилась на том же диване в ногах брата, — Ему сейчас очень плохо. И это действительно ужасно.
Бесов приподнял голову и посмотрел на сестру.
— Мне не нравится то, с какими интонациями ты говоришь об этом, — серьёзно сказал он, а после красноречивого молчания в ответ, со стоном откинулся на подушку, — Таня! Что у тебя за гребанный самаритянский комплекс, твою ж налево! — затем он приподнялся на локтях, чтобы видеть глаза сестры, — Что у вас — говори прямо.
