— Вы мало сделали для этого! — Прямо взглянув в ее глаза, жестко отрезал в ответ. Тут мое мнение поколебать невозможно.
Анжелика вздохнула.
— Возможно. Может быть, просто были слишком заняты собой. Или страшились навредить еще больше. Но… сейчас пришла пора исправить ошибки. Мы все должны постараться ради Соли. Будьте с ней терпеливы. За один миг чужое сердце не завоевать — это касается не только Соли.
И она спешно развернулась, отчего ее серебристые волосы взметнулись вверх, и ушла. Я же прикрыл веки, расслабил сжатые в кулаки пальцы, надеясь использовать это время, чтобы обрести контроль. Возможно, это единственный шанс расположить к себе дочь…
Соли вошла совершенно неслышно, двигалась она как истинная арианка, легко и грациозно. Но мой слух воина не притупили годы мирного и сытого существования, едва дочь переступила порог мостика, я открыл глаза.
— Анжелика меня сюда отправила, — явно смущаясь, уставилась в пол Соли. — Сказала, вы хотите что-то мне рассказать.
Выглядела она напряженной, пусть и старалась скрыть свои чувства, но этот разговор ее явно страшил, как если бы она ничего хорошего от него не ожидала. Поджатые губы, руки, суетливо перебирающие змейку собранных по арианским обычаям волос, хвост, поджатый к правой ноге — его кончик виднелся из-под подола туники, надетой поверх эластичных облегающих штанов. Я, как оказалось, слишком хорошо научился подмечать признаки волнения у этой расы.
Вдруг подумалось: она вообще знает, что я ее отец? Не просто странный меднокожий чужак, с которым ей из вежливости порой доводилось говорить из кабинета Анжелики по внешней связи. Сказал ли ей кто-нибудь об этом? Помнит ли она меня?
Я смотрел на Соли и поражался: она стала взрослой. Красавицей! Удивительно похожей на мать… Тот же сиреневый взгляд и беспокойные светлые прядки вокруг нежного овала лица со слегка раскосыми глазами. Такой была бы Дейнари, не случись ей столкнуться с верпанами и в итоге оказаться в плену у нас… у меня. Но я никогда не видел Дейнари такой безмятежно-юной и трепетно-нежной. Только испуганной, подавленной и неизменно грустной. Жизнь со мной стала для нее сплошным испытанием, лишив ее этой прекрасной поры созревания и юности. Сейчас эта истина стала особенно очевидна.
Ощущая подступающую горечь чувства вины, которая неминуемо затопит душу и заставит ненавидеть себя, резко отвернулся к системе управления кораблем. Коснувшись ладонями сразу нескольких рычажков, сделал вид, что занят делом.
