— При чем тут Гошка? — удивляюсь я.
— Как при чем? — недоумевает Татьяна Алексеевна. — Он же отец как-никак!..
— Чей отец? — даже испугалась я.
— Как чей? Ребеночка!
— Какого еще ребеночка?!
— Робика вашего!
— При чем тут Гошка? — повторяю я, уже ничего не соображая. — И при чем тут Робик?
— Хорошо, — берет себя в руки Иван Макарович. — Давай по порядку. Три года назад родился мальчик Роберт. Робик. Так?
— Так.
— Теперь он здесь, в общежитии, поскольку тетка в деревне заболела, так?
— Точно, — отвечаю я и начинаю понемногу успокаиваться.
— И его отец — Латынин, так? Поммастера из осново-вязального?
— Латынин? Да какой из Латынина отец! Смешно! — И сама даже внутренне рассмеялась, представив себе Гошку на месте Робикиного отца.
— Такой же, какая из тебя мать! — заорал на меня Иван Макарович. — Два сапога пара!
— А мы с ним не пара! — все еще ничего не понимаю я. — Это чистые сплетни, если вам кто-нибудь что-нибудь наговорил!..
— Хорошо!.. — уже в полном изнеможении говорит директор. — Вы не пара, Латынин — не отец, но хоть ты-то ему мать, Робику этому, непорочно зачатому?!
— Нет, — тут я даже растерялась до полной немоты, — какая я ему мать?
— Как то есть не мать?! — просто-таки обомлел Иван Макарович. — Кто же тогда — мать?
Тут я только и сообразила, что они подумали, и какой вариант подозревают, и какие выводы выводят. И с такой обидной злостью, что даже слов нет, а о слезах и речи быть не может, не надейтесь, бросаю им в лицо:
— Ха!.. Какая разница, кто мать? Какое имеет значение? Ну, случилось это, ну, родился Робик, ну, отец неизвестен, сбежал или еще чего… Какая разница?! Ведь он все равно родился уже, Робик, уже ничего не поделаешь, уже в общежитии он, и Таиска его выселяет, и одно спасение — садик!.. Какая разница, кто мать?
Тут Иван Макарович ко мне подходит и виноватым неожиданно и совсем не директорским голосом говорит и в глаза мне избегает смотреть:
— Ну, перепутали малость, Семенова, маху дали… никто не хотел тебя обидеть, наоборот даже…
— Материнство у нас охраняется законом, — без уверенности говорит, ни на кого не глядя, предзавкома. — Невзирая на личность отца…
— Пойми, Тонечка, — ласковым голоском просит Татьяна Алексеевна, — мы же просто должны быть в курсе…
— А направление дадите? — спрашиваю я Ивана Макаровича.
— Какое направление? — не понимает он.
— В детсадик. — И совсем уже осмелев: — С завтрашнего числа. Завтра двадцать девятое, — уточняю для верности.
— Что у нас в детском саду делается, Муза Андреевна? — оборачивается он к Неходько, но, не дождавшись ответа, махнул рукой: — A-а… одним Робертом больше, одним меньше… — И, нахмурившись, пошел к столу.
