.
Блох – главный пропагандист жизнеутверждающего марксизма, марксизма «предвосхищения» и «мечты об улучшении мира», создатель необычного гегельянско-спинозианского марксизма, пребывающего с позитивным. «Человек не является чем-то застывшим», – объявляет Блох с определенной неопределенностью в «Принципе надежды», и эта неопределенность каким-то образом подпитывает наши утопические импульсы. «Придавать любой простой фактичности во внешнем мире статус истинности, – пишет он, – означает превращать устойчиво сущее и устойчиво ставшее в абсолютную реальность per se». В противоположность этому, говорит Блох, нам давно нужно другое понимание реальности, отличное от того узкого и косного, которым мы сегодня легкомысленно оперируем. Нам нужна более теплая альтернатива, нечто, что Блох называет «воинствующим оптимизмом». Воинствующий оптимизм не есть оптимизм фальшивый и поверхностный, это новая философия «постигнутой надежды»[142]. Воинствующий оптимизм может помочь нам найти дорогу к Новому, говорит Блох, и мы должны пойти по этому пути, иногда неспешно, осторожно, шаг за шагом, прокладывая один туннель за другим; а иногда быстро, большими прыжками, идя на выверенный риск, доверяя своим инстинктам и контролируемым импульсам. Важно, что «проникновение в сущность коррелята возможного определяет и критическую осторожность, задающую скорость передвижения, и обоснованные ожидания, гарантирующие воинствующий оптимизм в отношении цели».
У «коррелята возможного» есть две составные части, являющиеся провозвестниками рассмотрения достижимого, – холодное и теплое конкретное предвосхищение, это две грани реально Возможного и две грани возможности Стать Реальным. С одной стороны, это холодный анализ, выверенная стратегия, негативность и отстраненность, хорошо известный марксистский материализм фактического; с другой – теплое течение марксизма, более яркого, более дерзновенного красного цвета, жар, переливающийся на горизонте. Хотя очевидно, что одно невозможно без другого, Блох тем не менее открыто говорит о своем предпочтении солнечной стороны, о том, что ему более по душе пестрый попугай, а не серая сова Минервы. Воинствующий оптимизм плывет в этом теплом течении, распевая время от времени свои веселые песни, твердя свои дерзкие колкости. В то время как холодное течение в марксизме обращается к униженному, порабощенному, отвергнутому и эксплуатируемому человеческому бытию, теплое течение в марксизме – это наше стремление к освобождению, наш утопический тотем, то, что противостоит разочарованию и отчаянию.
