Я слышал, как ее мертвые фиолетовые губы шептали: «Зачем ты убил меня?»
Спросил Петера: «Ты слышишь ее шепот… шепот Магдалены?»
— Нет, со мной говорит моя мертвая мать. Просит вырыть ее из могилы. Говорит, что так соскучилась… я сейчас сойду с ума.
Заиграла музыка. Что-то японское.
Темные окна домов неожиданно осветились загадочным красноватым цветом. Во всех них были выставлены детские игрушки… куколки… машинки… Они были подсвечены изнутри…
В некоторых окнах, как в витринах, сидели маленькие дети… Они вздымали ручки и манили нас к себе.
Я сказал: «Ты видишь игрушки и деток?»
— Вижу.
— Хочешь?
— Хочу.
…
Не знаю, как… но мы вернулись в «Поцелуй Клеопатры».
Искали потайную дверь, но не нашли. Вошли в розовые ворота, попали в прихожую с огромной неоновой скульптурой на стене (из светящихся трубочек были слеплены довольно противные срамные губы… наверное все той же египетской царицы). Там, на покрытом парчой троне сидела женщина в голубоватом платье с немыслимым разрезом на жирной лоснящейся спине. На голове ее сверкала алмазная корона. Женщина пахла дорогими духами. На ногах ее были хрустальные туфельки на невероятно высоких каблуках.
— А где Марек?
— Пардон? Нет тут никакого Марека.
— Как нет, мы тут с ним полчаса назад разговаривали… в кабинете где Пресли… нам сказали, что он тут шеф. Он поил нас «душой Чехии»…
— Души у Чехии нет, уверяю вас, только тело. А шеф тут только я. Меня зовут госпожа Клеопатра, и я — хозяйка заведения. Добро пожаловать в рай, милые мальчики!
— Ааа…
— Проходите, господа, проходите скорее, в салон. Вы сегодня — единственные наши гости, мы ждали вас, мы не заставим вас жалеть, что вы пришли сюда… Скажите мне только одно, чтобы потом недоразумений не было — Клеопатра раскрыла свои огромные глаза и навострила мясистые уши, похожие на биде, — сколько вы хотите тут потратить… Мы хотели бы угостить вас особенными, свежими сладостями. Но это дорого, как и все прекрасное.
Клеопатра многозначительно помахала у меня перед носом раздетой детской куколкой.
Я не понял ее намеков… но в глазах быстрее меня соображающего Петера заметил волчий интерес… ответил Клеопатре за себя и за него… деньги у меня тогда еще водились.
Госпожа Клеопатра удовлетворенно кивнула.
Мы прошли в салон. Там нестерпимо пахло чем-то сладким. Пороком?
На стенах и на потолке сияли, иногда подмигивая, срамные неоновые губы. Красные, оранжевые, сиреневые… Штук сорок. Разных размеров.
Меня это испугало, а Петеру даже понравилось. Он процедил: «Этот монструозный гротеск, этот электрический секс-шок так интенсивен, он… как бы превозмогает саму вульгарность и становятся объектом современного искусства. Неоновые трубки холодны и ядовиты… но заряжены особой энергией…»
