Но ему потребовались десятилетия отказа; насмешки польских девушкек, молодых и старых, над его хрупким телом и изможденным лицом, которое выглядело намного старше своих лет. Януш превратил это издевательство в стихи, превзойдя мир, который был черствым и невидящим.
Его взгляд скользнул по плечам, пока он изучал следы на своей спине. Для него это было доказательством, доказательством того, что весь этот эпизод не был сном, фантазией, сотканной из палитры его воображения. Следы были там, красные, с рубцами, всего лишь несколько оголенных пятен раненой кожи. Они покалывали, чуть не побаливая. Было даже легкое головокружение, почти алкогольная эйфория, которую Януш приписал победе или удаче.
Он медленно вернулся к кровати, борясь со слабостью в коленях.
"Слишком много для тебя, старик?" он усмехнулся, опускаясь на кровать. «Больше, чем вы рассчитывали - гораздо больше!»
Но как чудесно.
Не то чтобы он не собирался дружить. Он слышал, как репортер и его леди уходят. Он наблюдал, как они взяли такси у входа в отель и уехали. Он почувствовал возможность ускользнуть от защитных, но бдительных глаз двух агентов.
«Не для этого я покинул железный занавес», - пробормотал он.
А потом он выскользнул из своей комнаты. Взял карту улиц на стойке регистрации отеля
, он бродил по улицам, ведущим к кварталу красных фонарей. Там он получил предложения; он слышал крики, обещавшие удовольствие, но поэт в нем не принимал их. Он чувствовал себя отвратительным, дешевым, предателем опытов, которые рождали стихи огромного размаха и эмоций. Он хотел возвышения, а не пинков. Он хотел понимания, а не секса. Так что он продолжил идти и, наконец, вернулся в пределы отеля.
Из вестибюля он отправился в бар, чтобы найти свои удовольствия в бокале вина; один, не больше! Алкоголь отравит дух.
Вместо этого он нашел ее.
Она была красивой, почти девочкой, но пугающе чувственной. И, чудо из чудес, она села рядом с ним. Она заговорила с ним. И она не была шлюхой. Она была женщиной, недовольной своей жизнью, своим мужем, собой.
Януш выпил второе вино, третье и, наконец, утешение ее руки, когда он поднимался по этажам в свою комнату.
А потом небо. Для них обоих! Разве не доказывают это следы, оставленные ногтями на его спине в момент кульминации?
«Широкая улыбка счастья осветила обветренное лицо поэта.
И тут внезапно его поразило вдохновение. Он вылез из кровати и на дрожащих ногах подошел к столу в углу комнаты. Была бумага и карандаш.
