— А что ты там говорил про чужую волю? — встрепенулась я, припоминая. — Уж не себя ли имел ввиду?
— Не себя. Скоро ты все узнаешь.
— Да ну тебя! — махнула я на призрака рукой и встала с лавки. — Надоело слушать твои бредни, пора домой. В следующий раз хорошенько подумай, прежде чем приближаться ко мне. Не посмотрю, что ты такой полупризрачный, по ветру развею!
Чем ближе становилась пятница, тем сильнее я нервничала. Дело в том, что от шабаша я толком не знала чего и ждать. Мать периодически отправлялась на сборище ведьм, но мне почему-то ничего не рассказывала, возвращаясь утром уставшая и довольная. Как-то раз я пристала к ней с расспросами, вот тогда и получила гневную отповедь, что негоже молодой ведьме, не достигшей двадцатипятилетнего возраста знать о таинствах распутной ночи. Тогда мне едва исполнилось семнадцать, и слово «распутной» меня неслабо напугало. Сразу же в голове нарисовалась довольно абстрактная и почему-то кровавая картинка, и любопытство мое поутихло на несколько лет. Сейчас мне уже исполнилось двадцать и о шабаше я стала задумываться все чаще. Ну а в последние дни так и вовсе только о нем и размышляла, даже примерно не зная, чего ожидать. Возраста зрелой ведьмы я по-прежнему не достигла, и таких, как я, приглашали на экстренные шабаши исключительно в качестве провинившихся. Ну и мать, чем ближе к пятнице, тем сильнее хмурилась, что тоже не могло не настораживать.
А еще этот призрак… Нет-нет, да вспоминала о нем и о нашем с ним разговоре. Просьба о спасении мне по-прежнему казалась дикой, но из головы она не шла, как ни гнала ее. И еще одна странность происходила со мной в такие минуты: стоило только подумать об Антипе, как начинал гореть лоб в области клейма. Вот этого я уже совершенно не понимала. Не слышала я никогда и того, что вообще возможно перемещение в прошлое. Если честно, даже в голове это не укладывалось. Наверное, потому в один из вечеров и пристала к матери с расспросами.
— Мам, а ты веришь в реинкарнацию? — начала я издалека.
Для разговора выбрала вечерние часы перед самым сном, когда мама обычно находилась в самом благодушном настроении — вязала, сидя в кресле, и улыбалась каким-то своим мыслям.
— Я верю, — тут же отозвалась Мурка, которая до этого дремала у меня на коленях. — И в прошлой жизни я была могущественной ведьмой.
— Откуда знаешь? — погладила я ее по шелковистой шерстке.
— Чувствую, — мурлыкнула она и широко зевнула. — И дела, наверное, творила такие… — мечтательно закатила она глаза.
