— Бей, бей меня крепко, ты, старая блядь! Сильнее лупи, сука! Сильнее! Потому что я — свинья, дерьмо, грязь! Бей меня! Пори! Еще! Еще!
Зрители в смятении покидают номер господина Бернанса. Старого монаха-кармелита эта сцена доводит до нервного припадка. Он восклицает в сердцах:
— Он хочет кнута? Ну так дайте ему кнута! Пусть он получит, чего хочет!
В этот момент я остановил фильм. Потому что вспомнил, что нечто подобное произошло и со мной, в восьмидесятых, в Москве, в Ясенево. Не в отеле, конечно, а в кооперативной квартире. Я по молодости и не подозревал, что добровольное унижение на публике, побои, боль и прочие ужасы могут служить сексуальным возбудителем и для жертвы, и для палача, и для публики. Поэтому то, что произошло тогда на моих глазах, глубоко поразило меня и возможно даже повлияло на мою интимную жизнь. Увы, не так, как вы думаете, мои любезные читатели. Ровнешенько наоборот! Мне отвратительно любое насилие — будь то сексуальные утехи пли воспитательная порка детей, жестокие избиения на московских улицах, терроризм всяческих борцов за свободу пли всевозможные массовые и одиночные убийства, совершаемые солдатами стран социалистического лагеря или развитыми демократиями ради каких-то очередных гнусных целей.
Собралась соседская компашка. Повода не помню. Сидели мы в моей единственной комнате кто на чем. Обсуждали что-то. Пили самогон «Лунная соната» — романтическое произведение физика Семиконечного, первач, настоянный на «золотом корне», который Семиконечный привез из командировки на секретный объект — станцию дальнего предупреждения на Алтае. Сейчас эта станция заброшена. Окрестные пятиэтажки давно покинуты людьми. В квартирах белки серут. на крышах деревья растут и вороны ходят. Стоит себе посреди тайги этот монумент былого советского могущества, пугает медведей и лосей.
Семиконечный уверял нас, что настойка помогает при маточных кровотечениях и расстройствах вегетативной нервной системы, само существование которых, оспаривается впрочем европейской медицинской наукой.
Ему никто не возражал.
В этой неблаговидной истории мне суждено было сыграть роль наивного племянника, хотя меня и не ждала в соседней комнате обнаженная тетка (даже не представляю себе, на сколько кусочков разорвала бы меня моя тетя Раиса, если бы — чем черт не шутит — я предложил бы ей вступить со мной в кровосмесительную связь).
Меня вообще тогда никто нигде не ждал.
Через неделю после развода с женой мне исполнилось ровно тридцать три с половиной года. Для мужчины это полуденный час жизни. Торжественный и страшный момент. Слепящее светило как будто замирает и долго-долго мреет, слегка подрагивая, в зените жизненного дня, в точке максимального безумия. Затем оно начинает неумолимо скатываться по стеклянной сфере вниз и тащит нас за собой — туда, за темно-фиолетовый горизонт, в черное брюхо несуществования.
