Детство | страница 22



», улыбается она и треплет меня по голове. Мне не стыдно, что она поправляет меня, но когда я возвращаюсь домой с томиком «Отверженных» и отец одобрительно говорит: Виктор Гюго, да, он хорош! – я поучительно и важно отзываюсь: отец неправильно произносит, его зовут Юго. Мне без разницы, как его зовут, отвечает отец спокойно, все имена нужно произносить, как они написаны. А остальное – бахвальство. Нет никакого смысла пересказывать родителям, что говорят люди не с нашей улицы. Однажды школьная дантистка попросила передать маме, чтобы та купила мне зубную щетку, и мне хватило глупости поведать об этом дома, на что мама сразу нашлась: можешь передать ей привет и сказать, чтобы она сама покупала тебе зубные щетки! Когда у мамы начинают болеть зубы, она сначала терпит целую неделю и весь дом содрогается от ее отчаянных стонов. Потом она советуется с одной женщиной из нашего подъезда, и та рекомендует смочить вату шнапсом и подержать ее у больного места, что мама в конце концов делает еще несколько дней подряд без какого-либо успеха. И только после этого она наряжается в свою самую красивую одежду и отправляется на Вестерброгаде, где живет наш врач. Он берет плоскогубцы, вытаскивает зуб, и на какое-то время мама успокаивается. До дантиста дело никогда не доходит.

В средней школе девочки лучше одеваются и меньше хнычут, чем в начальной. И ни у кого из них нет вшей или заячьей губы. Отец говорит, что, хотя я и хожу в один класс с детьми «людей получше», у меня нет никаких причин смотреть на свою семью свысока. Это и правда так. Большинство отцов работают мастерами, и своего я произвожу в «машинисты», что звучит лучше, чем просто «кочегар». Отец самой состоятельной девочки в классе владеет парикмахерской на Гасверксвай. Ее зовут Эдит Шноор, и от важности она шепелявит. Имя нашей классной руководительницы – фрекен Маттиасен, она невысокая, жизнерадостная и умудряется получать удовольствие от преподавания. Глядя на нее, на фрекен Клаусен, фрекен Моллеруп и директрису из старой школы, похожую на ведьму, я укрепляюсь в мысли, что только плоскогрудые женщины добиваются хоть какого-то влияния на работе. Моя мама – исключение, у всех остальных домохозяек с нашей улицы груди внушительные, их обладательницы шагают, самоуверенно выставив их вперед. Как такое возможно? Фрекен Маттиасен – единственная женщина среди наших учителей. Она узнала, что мне нравится поэзия, перед ней не получится строить из себя дурочку. Этот трюк я оставляю для предметов, меня не интересующих, а таких очень много. Мне нравятся лишь датский и английский. Нашего учителя английского зовут Дамсгаард, и иногда он ужасно вспыльчив. В такие моменты он бьет по столу и заявляет: ей-богу, я вас научу! Эту клятву он дает так часто, что мы не долго ждем, чтобы прозвать его «Ей-богу». Однажды он читает вслух весьма сложное предложение и просит меня повторить его. Оно звучит так: «In reply to your inquiry I can particularly recommend you the boarding house at eleven Woburn Place. Some of my friends stayed there last winter and spoke highly about it»