— Ну как, готова?
— К визиту — готова, — ответила я.
— К анализам?
Я поджала губы. Вот честное слово — я старалась изо всех сил, пока жила в доме Данилы после свадьбы, но никак не могла забыть, что он мне не доверяет. Такое странное ощущение: будто у нас действительно любовь-морковь, медовый месяц (а не улетели мы в свадебное путешествие только потому, что дела требуют присутствия моего олигарха в Питере), а все равно Дамокловым мечом надо мной висит этот тест на отцовство. И Беркут нежен, и вся семья вроде оставила меня в покое… Но дата приближается, все молчат и ждут с нетерпением результата анализа.
А я отчего-то стрессую.
Ну чего мне бояться? Я же прекрасно знаю, что ребенок от Данилы, что даже по срокам ошибиться я не могла — у меня просто не было другого партнера! А все равно где-то в сердце давит тяжелая мохнатая лапа страха — вдруг анализы покажут стопроцентное несовпадение родства?
Нет, Ева, так нельзя. Все пройдет отлично. А пока…
Я подняла взгляд на мужа и сказала с улыбкой:
— Я всегда готова к твоим чертовым анализам. И ты знаешь почему? Потому что это твой ребенок.
— Значит, затраты на свадьбу были не напрасны, — усмехнулся Данила. — Так, золотце, я тут узнал, что ты ходишь к Варвару по утрам. Напрасно. Он к тебе не привыкнет. Эта собака — однолюб.
— Да? Ты так считаешь? Ну тогда, конечно, я немедленно перестану, — издевательски ответила ему и подошла к холодильнику. Достала размороженный со вчера говяжий фарш и повернулась к любимому: — Пошли, я тебе покажу, какой он однолюб.
— Варвар никогда не возьмет у тебя еду, — фыркнул Данила. — Надо было давно усыпить его.
Сорок два дня.
Шесть недель.
Я приходила к собаке каждое утро. Приносила ему фарш, пыталась покормить. Варвар не ел. Он был упрямым, но я еще упрямее. Он уже не лаял. Просто смотрел тусклыми глазами и медленно умирал. Инстинкт выживания в его случае оказался слабее любви. Единственный человек в мире, которого любил огромный черный терьер, бросил его на произвол судьбы навсегда. Теперь у пса не было желания жить без хозяина.
А я не пыталась кормить его насильно. Просто бросала шарики фарша на грязные доски вольера, сидела у решетки, натирая ее руками и оставляя свой запах, разговаривала о своей жизни. Варвар, разумеется, не понимал ни слова. Мне казалось, что он не слушает, что я надоедаю ему, и он ждет того момента, когда я тоже уйду навсегда. На десятый день, оглянувшись после очередного визита, я увидела, как Варвар, пошатываясь встал и подошел к решетке. И с замиранием сердца, не двигаясь, чтобы не спугнуть, смотрела, как он нюхает запах моих рук до самого пола, а потом подбирает шарик фарша. За ним — второй и третий. На большее у собаки не хватило сил, она лизнула воды из миски и снова улеглась.
