— Презумпция невиновности, детка, презумпция невиновности.
Тортик и правда привезли очень быстро. Походу, кондитерская была где-то рядом, и уже через двадцать минут Тома торжественно принесла в беседку подносик с возвышающимся на нем произведением кулинарного искусства. Уже разрезанным. Я плотоядно потирала ладошки, глотая слюнки, в нетерпении скорее попробовать это сладкое чудо. Тома заметила, добродушно сказала:
— Ежели на сладкое тянет, девчонка будет.
— Не надо нам девчонок, у нас полон дом девчонок, — сварливо отозвался Данила. — Ева, мне нужен пацан!
— Прости, — облизнулась я, — но за пол ребенка отвечает мужчина.
Тортик пах летом. На бисквите, залитом белым шоколадом, в окружении кремовых цветочков, лежали покрытые капельками испарины малинки, чернички, клубнички, кусочки груши и киви. Все это великолепие было таким свежим, таким вкусным даже на вид, что я едва не сомлела. Прерывающимся голосом сказала:
— Дайте, дайте же уже…
Тома поставила поднос на столик и лопаточкой выложила треугольный кусок на тарелочку, положила вилочку и отошла в сторону, любуясь на меня:
— Давно у нас не было женщин в положении!
Я вдохнула запах фруктов и прикрыла глаза:
— Боже, это шедевр…
— Вы с ума сошли, что ли?
Резкий голос моей будущей свекрови разорвал прелесть ожидания. Я уставилась на недовольную женщину, а та, отодвинув Тому, подошла к столу и забрала у меня тарелочку:
— Беременным нельзя есть жирный крем!
— Мама, ну почему же? Если ей хочется… — пробормотал Данила.
— Перехочется! — отрезала Елена Николаевна, передав тарелку Томе. — Разжиреешь, какая ты будешь жена моему сыну? А? И холестерин! И вот это вот все… Нет, никаких тортов!
Она решительно забрала поднос и пошла к дому, выговаривая Томе:
— А ты могла бы и подумать, прежде чем давать девочке жирный торт! Никакого ума, за всеми нужен глаз да глаз!
Я застыла, не в силах протестовать, а потом жалобно спросила:
— А что это было?
— Это была моя мама, — Данила выглядел не слишком огорченным, наоборот, смеялся. А вот мне было не смешно. Внутри зрела ярость. Отобрать еду! У беременной! У практически незнакомого человека! Да кто она такая, эта Елена Николаевна?! Даже если она мама Данилы — в доме-то не живет!
И Беркут тоже хорош! Сам же сказал: беременным перечить нельзя. А теперь даже слова не скажет мамочке! Нет, приехала тут, раскомандовалась…
Я встала, уперевшись ладонями в столик, и сказала, надеясь, что мой голос прозвучал ядовито:
— Это был мой торт! И я собиралась его съесть. Теперь я буду есть мозг твоей мамы, и не говори, что я тебя не предупредила.
