— Спи, спи, еще рано.
Девчонка послушно уложила голову на подушку, закрывая свои обалденные очи, и Эм пошел открывать.
На пороге стоял пацан лет пятнадцати, с хмурым, по-взрослому серьезным лицом. Увидев Эма без одежды, только с полотенцем на бедрах, он удивленно, но внимательно прошелся взглядом по татуировкам на плечах и спросил:
— Где Ксюша?
— Сказал же, спит, — недовольно ответил Эм. — Хочешь посмотреть?
— Хочу, — вызывающе сказал Мурзик. Эм отстранился от двери, пропуская его в коридор. Пацан заглянул в комнату, пробежался глазами по всем предметам меблировки, по Ксюше, по остаткам вчерашнего ужина, бутылке виски, по листам бумаги. Обернулся к Эму, брови сведены, в глазах злость:
— Она что, пила?
— А ты что, ее папа? — усмехнулся Эм. — Два глотка.
— Не папа, а больше! — серьезно поправил его Мурзик. — Я слежу, чтобы с ней ничего не случилось.
— А она тебе процент…
— А как же, — солидно ответил пацан. — Без этого никак! Только я меньше беру, чем некоторые. И смотрю лучше.
— Ладно, вопрос исчерпан?
— Ты ей сколько заплатил?
— Сто пятьдесят.
— Заплатишь еще столько же и привезешь вечером на вокзал.
— А за ночь? — усмехнулся Эм деловитости этого молодого.
Мурзик поднял глаза к потолку, пошевелил губами и ответил:
— Ладно, до утра еще полтинник накинешь. Если она согласится.
— А что ей? Пыльно или тяжело?
— Сам бы трахался два дня подряд? — сдвинул брови Мурзик.
Эм покачал головой:
— Да я ее и пальцем не тронул! Что я, педофил?
— Хрен тя знает, — философски сформулировал пацан.
— Ладно, харе трепаться. Вали, смотри там, раз смотрящий! — скомандовал Эм. — И сразу предупреждаю — даже не думай прийти ночью за моим бумажником. Просто говорю, что живых не оставлю.
— Спокуха, шеф, — Мурзик покачал головой. — Фирма серьезная!
Когда он уехал на такси, что все это время ожидало на улице, Эм вошел в комнату и принялся подбирать шмотки с пола. Ксюша повернулась на спину и потянулась, хлопая глазами, потом спросила сонно:
— Сколько времени?
— Почти девять, — ответил Эм, с болью художника созерцая ее позу, которая казалась просто идеальной для портрета. Но у него были другие планы.
— Ой! — воскликнула она, подскочив. — Ой, мне надо… Меня ждут!
— Уймись, он уже приезжал.
— Кто? — не поняла девчонка, садясь и прижимая простыню к груди.
— Твой… этот… Мурзик. Скорее, павлин надутый.
Ксюша обратила на него взгляд, граничащий по степени испепеления со средней силы вулканом. Эм пожал плечами:
— Че зыришь?! Пришел, поволновался и ушел.
