Он был революционером-профессионалом, человеком особой профессии, которая, собственно, получила широкое распространение совсем недавно, на памяти Фрунзе. Это уже не были кустари-одиночки типа народовольцев, это была строго организованная сила, заполнившая все поры современного общества. Круг обязанностей революционера-профессионала широк, если не безграничен. Официально Фрунзе числился окружным агитатором. Но иногда приходилось срочно выезжать в какое-нибудь село, где выбирали волостного старшину. И если Фрунзе выступал против кандидатуры старшины, намеченной земским начальником, то крестьяне шли за Фрунзе и выбирали своего. Авторитет окружного агитатора на селе был так же высок, как и в городе, так как он был в губернии больше хозяином, чем сам губернатор. Он был свой, рабочий хозяин, всегда очень решительный, категоричный, так как каждое его действие, каждый поступок подчинялись чему-то более высокому, нежели стремление просто распоряжаться, указывать, быть во главе. Он был безукоризненно дисциплинирован во имя общего дела и такой же дисциплинированности требовал от других. Он уже давно понял, что без дисциплины и самодисциплины нечего и думать о прочности какой бы то ни было организации. То было его убеждение. Иногда он думал, что вот эта самодисциплина и возвышает человека над хаосом явлений; она — как опорный камень.
С тех пор как Фрунзе приехал из Туркестана в Петербург, он жил в постоянном напряжении. Беспрестанное нервное напряжение, полуголодное существование, бессонные ночи… А в результате — полное нервное истощение, бесконечная усталость и ко всему прочему — катар желудка. Предстоящая поездка за границу на съезд будет еще одним испытанием всех тех качеств, какие он приобрел за время подпольной работы. Но он радовался этим испытаниям, ощущение широты жизни снова захватило его.
После митинга на заводе Толчевского они с Павлом Гусевым пошли в деревню Панфиловку на квартиру Баранова, где Фрунзе рассказал собравшимся членам партии об Иваново-Вознесенской конференции. Заседание окончилось в первом часу ночи. Баранов стал уговаривать Фрунзе остаться ночевать у него.
— Нам с Гусевым по дороге, — сказал Фрунзе.
Гусев в самом деле жил неподалеку от дома Соколова. Пробирались задами. Простились молча.
Фрунзе, чтобы не разбудить хозяйских детей, на цыпочках вошел в комнату, зажег настольную жестяную лампу с узеньким стеклом, прикрутил фитиль. Хозяйские дети всегда спали в его комнате. За тонкой перегородкой — хозяин с хозяйкой.
