Эти смятенные, переворачивающие душу размышления похитили у меня весь день. Проступили звезды горного неба. Я, незадачливый, вновь очутился возле ее дома, против приоткрытого окна вчерашней комнаты. И, словно мотылек, кружившийся вокруг яркого огня, долго не мог отойти. Подслушивать чужую беседу, заглядывать через открытые окна внутрь комнат, конечно же, непристойно. Знаю. Однако я был бессилен: сердце мое возобладало над разумом.
— Калдыргоч, не мучай меня, — говорит Бекташ Атаханович. — Видеть в твоих сверкающих юностью звездных глазах хоть искорку, хоть намек жалости на старость, тронувшую мое лицо, — для меня равносильно смерти. Да, у меня была жена. Старики женили меня на вдове моего безвременно умершего брата. Был, оказывается, такой старинный обычай. Пренебречь желанием отца и матери, лишившихся своего старшего, своей верной опоры, значило раньше времени свести их в могилу, и я вынужден был покориться. Однако не лежало мое сердце к этой несчастной женщине, которая всегда пребывала в печали. А потом — фронт, ранение, госпиталь…
— Когда в поисках типажа… когда, разыскивая типаж для работы над портретом раненого бойца, я пришла в госпиталь… — Это был голос Калдыргоч, она говорила задыхаясь, — я сразу натолкнулась на раненого в голову человека, лежавшего без чувств. Брови, разрез глаз, строение лица — все было точно с чудесных миниатюр великого Бехзада… Три морщинки над переносицей свидетельствовали о жизненном опыте, воле, горячем уме… Словом, именно тот типаж, который я искала… Помню, уже вдохновляясь будущим портретом, я задумалась, когда вы, открыв глаза и глядя на меня, произнесли: «Воды, глоточек воды…» Бегом я принесла воды. Приподняв вашу голову, я поднесла чашку, вы захлебываясь, передыхая, напились и вдруг спросили мое имя. Поныне звучит в моих ушах ваш вопрос: «Кто вы?»
— «Калдыргоч», услышал я в ответ, — подхватил Бекташ Атаханович. — И самым необходимым лекарством для моих страданий и ран стала ты, Калдыргоч. Каждый день я с нетерпением ожидал твоего прихода. Но стоило тебе прийти, начинал я беспокоиться: «Поскорей бы ушла». Потому что боялся и за тебя и за людей, которые могли задеть тебя обидным словом…
Вот прошли годы. Мое счастье и радость — в мгновеньях, проведенных вместе с тобой… До сей поры, как гора охраняет красоту и покой небес от пыльного мусора ураганов, так и я прилагал все силы, чтоб ни пятнышко не легло на тебя, на твою честь, твое девичье достоинство. Преступил я и волю отца с матерью. Теперь я холост… и свободен… Ты ведь хотела в этот приезд дать окончательный ответ? Однако… В последние дни… В глазах твоих отчужденность, боязливость… Или ты полюбила кого-нибудь другого?
