Важным творческим решением было использование эстетики «черного» фильма, уже опробованной в «Гражданине Кейне» и «Мальтийском соколе». Но и в качестве «черного» фильма «Касабланка» могла реализоваться в десятках разных вариантов, ни один из которых, вероятно, не стал бы великим, если бы за постановку не взялся не просто многожанровый режиссер, а иммигрант, венгр по происхождению; если бы на главные роли не назначили только что прогремевшего в «Мальтийском соколе» Хамфри Богарта и европейских иммигрантов Ингрид Бергман и Пола Хейнрейда, а на все остальные роли, кроме культовой роли тапера Сэма, которую сыграл барабанщик и певец Артур «Дули» Уилсон, – десятки других евроиммигрантов…
Чего стоит одна только сцена с исполнением «Марсельезы», в которой для всех актеров – настоящих беженцев из Европы – это становится не просто актерской задачей! А еще продюсер, режиссер и сценаристы очень долго не могли решить, кого из двух главных героев любит главная героиня и чем должен кончиться фильм, поэтому актрисе почти до самого конца пришлось на всякий случай играть женщину, влюбленную сразу в двух мужчин.
Фундаментальную роль в судьбе фильма сыграла… прическа Ингрид Бергман. Дело в том, что культовую песню «As Time Goes By», которая тогда вовсе не была культовой, должны были заменить на другую, написанную специально для фильма. Но Бергман подстриглась для следующей роли, и это сделало невозможной пересъемку музыкальных сцен с другой песней. В результате простенькая песенка Хермана Хапфелда прозвучала в саундтреке фильма наравне с великой «Марсельезой», а потом долгие годы украшала логотип великой кинокомпании Warner Bros.
Притчевое кино обычно не выделяют в отдельный жанр или направление. Но именно к этому термину приходится обращаться, когда нужно определить сходные особенности фильмов, прибегающих к иносказанию, отсылающих зрителя к некоторым мифам, отличающимся условностью, метафоричностью и символичностью и часто сосредоточенным на нравственно-этической и экзистенциально-философской проблематике. Герои таких фильмов могут становиться символами того, как нужно и не нужно себя вести, или косвенно отражать важные концепции такого уровня, как смысл жизни и сущность бытия. В первом случае история содержит нравоучение по принципу житейских («соломоновых») притч, во втором случае – параболу, иносказание, обобщающее те или иные универсальные, «вечные» темы и образы, вплоть до высших духовных истин – наподобие евангельских притч.
