Внутренние органы или некоторые части тела (поясница, голова, большой палец стопы) часто воспринимаются как автономные сущности, часто как вместилища духов предков, и поэтому окружены особыми обрядами. Само тело оказывается, таким образом, совокупностью мест отправления культа; в нем выделяются зоны, подлежащие омовению и умащиванию. Так и само тело исполняет все те эффекты, о которых мы говорили применительно к конструированию пространства. Маршруты сна становятся опасными по мере того, как они отходят слишком далеко от тела, воспринимаемого в качестве центра. В этом центральном теле встречаются или собираются и духи предков, причем это собрание само обладает некоей монументальностью – в той степени, в которой оно объединяет силы, существовавшие до и продолжающие существовать после временной телесной оболочки. Иногда мумификация тела или возведение надгробия завершают превращение тела в монумент после смерти.
Таким образом, мы видим, как на простых пространственных структурах пересекаются и сочетаются темы личного и коллективного. Политическая символика играет с этими возможными комбинациями, выражая мощь власти, объединяющей и символизирующей в единой фигуре суверена все внутреннее разнообразие общественного объединения. Порой этот эффект достигается за счет выделения тела короля из ряда других тел в качестве тела множественного. Тема двойного тела короля весьма распространена в Африке. Так, правитель агни из местности Санви (современный Кот-д’Ивуар) имеет двойника (раба по происхождению) по прозвищу Экала (по названию одной из двух составляющих, или начал, отмеченных выше): обладая двумя телами и двумя экала (собственным и своего раба-двойника), правитель агни считался наделенным чрезвычайно эффективной защитой, и тело раба-двойника преграждало путь любой агрессии в отношении королевской персоны. Если двойник не справлялся со своей ролью и король умирал, то его экала следовал за ним в загробный мир. Обратим, однако, внимание на еще более отличительную и достоверную, чем умножение королевского тела, конденсацию и концентрацию пространства, в которой сосредоточена королевская власть. Зачастую суверен привязан к своей резиденции, обречен на практически неподвижный образ жизни и на сидение на троне в течение многих часов в виде объекта поклонения для своих подданных. Эта пассивная массивность верховного тела поразила Фрэзера[25] и узнавшего об этом от него Дюркгейма
