Я осторожно захожу в спальню, щелкаю выключателем и вижу широкую деревянную кровать, тумбочку, на которой стоят радиоприемник, маленький будильник, круглое зеркало, рядом — пачка журналов, верхний — «Бурда», на подушке лежит книга, из которой торчит какое-то письмо, исполняющее роль закладки. Я подхожу, мне интересно, что она читает по вечерам. Генрих Белль, «Дом без хозяина». Господи! Разве не глупо читать эту книгу и одновременно прятать фотографии убитого мужа? Я покачал головой и вдруг вспомнил о времени. Будильничек на тумбочке показывал пять минут девятого. Я выключил в спальне свет и вернулся в комнату.
Ребенок все еще спал и это меня злило. Но ничего, сейчас она вернется и сама будет им заниматься, будет его кормить, няньчиться с ним. А я поеду домой есть картошку фри. Я, кажется, снова был голодным.
Сел в кресло и терпел эту тишину только ради того, чтобы услышать щелчок дверного замка и негромкий скрип открывающейся двери. Но будильник на телевизоре продолжал отсчитывать минуты и никакие другие звуки тишину не тревожили. Я потихоньку зверел. Мне казалось, что ребенок только притворяется спящим. Он просто ненавидит меня и не хочет принимать еду из моих рук. Конечно, это был бред. Ребенку, пока он не вырастет, совершенно все равно: кто его кормит. Главное, чтобы кормили. И я успокаиваюсь на несколько минут, но следующий же взгляд на будильник снова приводит меня в психованное состояние. Уже двадцать минут девятого. Я бы уже подъезжал к дому…
Я иду в коридор. Звоню домой.
— Ты куда пропал? — спрашивает Лена.
— Ее еще нет, что делать? — растерянно спрашиваю я и тут же замечаю, что при разговоре с Леной моя раздраженность действительно превращается в растерянность.
— Ничего себе мамаша! — удивляется Лена. — И не звонила?
— Нет.
— Ну что делать?! — я вижу, как Лена, стоя в моей комнате у телефона, пожимает плечиками. — Не бросишь же ты его там одного… Жди. А я уже голодная, буду есть без тебя. Но я тебе оставлю!
— Слушай, может мне разбудить ребенка? Ему же есть пора?
— Ты меня так спрашиваешь, будто я мать-героиня! Хочешь — буди!
— Ну пока! — я поспешил закончить наш разговор на миролюбивой ноте.
— Целую, — сказала она и положила трубку.
Я вернулся в комнату и остановился у детской кроватки. Наклонился и увидел, что малыш уже проснулся — его маленькие глазки были открыты. Он смотрел на меня и шевелил губами. Я облегченно вздохнул, сходил за бутылочкой и снова над ним наклонился. Поиграл бутылочкой над его головкой — ожидал увидеть какое-нибудь подобие улыбки, но выражение лица у малыша не менялось. Только глаза он теперь открыл пошире. Я поднес бутылочку соской к его рту, но он словно не заметил этого. Он смотрел на меня и во взгляде его малюсеньких глаз — я ведь даже и его зрачков не видел — мне чудились холодность и враждебность. Я попытался втолкнуть соску ему в ротик, но он словно зубы сцепил. «Ну и черт с тобой! — подумал я. — Хочешь голодать — пожалуйста! А я буду беречь свои нервы, они и так в последнее время расшалились!».
