– Я не понимаю другого, – задумчиво бормочу я, зафиксировав взгляд на стюардессе, показывающей аварийные выходы перед нами, – почему Роберт сказал участковой, что звонит, так как занимается несколькими делами об исчезновении, а не одним.
– Сив и Оливия, – отвечает Милла.
– Но это одно дело.
– Может, она неправильно запомнила?
– Может.
Милла наклоняется ко мне и иронично улыбается.
– Что, если? – спрашивает она.
Я улыбаюсь в ответ.
– Ага! – смеюсь я. – Хочешь сказать, что, если он что-то нашел?
– Да. – Милла наклоняется ближе. – Такое чувство, что мы наконец-то делаем настоящую полицейскую работу. – Она моргает. – Как тогда, с Робертом. – Она опускает глаза и отворачивается от меня в окно иллюминатора. – На этот раз мы не сдадимся, пока не найдем ее, – шепчет она серым облакам. – На этот раз не сдадимся…
Милла сидит, щекой прислонившись к спинке кресла, мечтательно уставившись в иллюминатор. Время от времени она бросает взгляд на меня. Есть что-то в ее глазах, я еще не подобрал формулировку, но, когда она долго смотрит на меня, цвет ее зрачков словно начинает растворяться, превращаясь в бездонную темную нефть. Нефть извивается в воздухе, устремляясь к моему лицу, ложится на шрамы и, размягчая огрубелую ткань, исправляет асимметрию.
– Что такое? – Милла снова смотрит прямо на меня.
– Я просто думал. – Я с силой моргаю и откидываюсь на кресле. Мне приходит в голову, что то ли это травма мозга играет со мной очередную злую шутку, или так просто случается с теми, кто подбирается к Милле настолько близко, как я сейчас.
Милла кладет руку на подлокотник между нами.
– О чем?
– Предположим, Роберт действительно что-то нашел, – начинаю я. – Лив же обнаружена прямо рядом с лагерем, с мобильным у уха. Выглядит так, словно она кому-то звонила.
– И?
– Ну, если бы я был Робертом и у меня был бы друг в «Теленоре», думаю, я бы очень хотел узнать, кому же она пыталась дозвониться.
Милла отпускает подлокотник и выпрямляется, когда самолет достигает взлетной полосы.
– Нужно рассказать это Иверу с Кенни, когда прилетим.
– Кстати, есть еще кое-что, – начинаю я и проверяю ремень безопасности еще раз, пока двигатели начинают реветь, а снег с дождем решетит самолет. – Она лежала на животе.
– О чем ты?
– Когда ты падаешь или бросаешься вниз, срабатывает естественный рефлекс позвоночника – перевернуться на спину при приземлении. Конечно если падение было не смертельным. Я хочу сказать, если она собиралась кому-то звонить, разве сперва не перевернулась бы на спину?
