Фабер рассматривал снимки, один за другим. Монк был приземистым крепким мужчиной с круглой лысой головой и добродушными глазами. На всех фотографиях он улыбался.
«В 1945 году он не улыбался, — подумал Фабер. И толстым он тогда не был. Значит, это тот человек, который виновен в смерти Сюзанны и остальных. Зигфрид Монк. Убийца жив».
— Вы можете оставить копии себе, — сказала Рената.
— Я благодарю вас, Рената.
«Итак, Монк жив, — думал он, — Монк жив».
— Сколько ему лет?
— Семьдесят девять, — сказала журналистка. — В тысяча девятьсот сорок восьмом году он был арестован в Вене. Вы ведь знаете об этом?
— Да, — сказал Фабер. — Это я знаю.
— И сразу же с помощью друзей ему удалось совершить побег из здания суда — я узнала об этом из архива.
— У него тогда было много хороших друзей, — сказал Фабер. — Как и сегодня.
— Господин Фабер, вы столько лет преследовали его статьями и расследованиями. Вы представляете для него огромную опасность. Теперь, когда эти люди становятся все сильнее, он наверняка попытается убрать вас с дороги. Вам это ясно?
— Совершенно ясно.
— Вы недостаточно осторожны.
— Я знаю это, — сказал Фабер.
«Монк тоже недостаточно осторожен, — подумал он. — Какая нелепость! У Монка есть молодые люди, которые могут меня убить. В состоянии ли я вообще физически, в свои семьдесят лет, убить Монка? Когда я думаю о Сюзанне, о других, о моем отце, о всех утраченных надеждах, тогда я становлюсь способен. Если бы мне повезло встретить в такую минуту Монка! В Вене. В другом городе. В другой стране. Все равно где. Но это только фантазии».
— Рената, — сказал он, — я никогда не смогу вас достойно отблагодарить. В том числе и за то, что вы и ваш журнал не теряете веры.
— Я же вам сказала: не должны все уходить в сторону. Это же было бы как раз то, чего всеми средствами хотят добиться эти негодяи. Чтобы им не было никакого сопротивления, чтобы они снова вернулись к власти. И еще я вам говорила, что, видит бог, в этой стране живут не только подлецы…
Она встала и подошла к нему ближе.
— Вы сказали, что вы здесь из-за больного мальчика. Кто этот мальчик? Вы хотите об этом рассказать?
— Конечно, — сказал он и изложил все обстоятельства, связанные с Гораном.
— Ну, и этот доктор Белл, эта женщина — доктор Ромер, другие врачи, сестры, санитары, «желтые тети», клоуны, священник — разве это не другая Вена?
Он молчал.
— Вы пережили так много… я понимаю вашу ненависть — и в то же время не понимаю.
— Что это значит?
