Фабер повернул направо и пошел, увязая в мокром песке. Сразу стало тяжело дышать.
«Прелестные дамы, — думал он. — Их сладостный запах. Тогда нам еще хорошо жилось в Вене, а потом мы стали настолько бедными, что нам нечего было есть. Однажды мама в отчаянье ушла в зимнюю ночь… и вернулась с большой буханкой хлеба, который она нашла в снегу: наверное, он свалился с хлебного фургона… Нет! Нет! Не думать о Вене и о маме тоже! Все же в 1950 году в Европе снова засияли огни, и снова в отель «Палас» пришли Богатые, Прекрасные и Знаменитые: Гари Купер, Джейн Мэнсфилд, Фрэнк Синатра… Когда я был маленьким мальчиком, я хотел стать садовником, непременно садовником… Я дважды был в Освенциме — сразу после войны по заданию «Ассошиэйтед Пресс» и позднее по заданию информационного агентства Дойче Пресс-Агентур — ДПА. В траве я наступил на что-то твердое, откопал. Это была маленькая чайная ложечка, черная от грязи. Кто и с какой надеждой взял ее в лагерь? Что стало с этим человеком? Теперь на моем письменном столе в Люцерне лежит эта маленькая ложечка…
Здесь побывал испанский аристократ, толстый король Фарук из Египта… Мой лучший друг Фриц умер, когда падали листья, и я был в отчаянии. А на следующий год, когда листва опадала на землю, меня уже целовала девушка и я был счастлив. Я видел так много руин осенью, так много черных неподвижных куч, которые были когда-то людьми, а теперь вмерзли в землю, в которую они и уйдут… Лукас, который потерял на войне обе руки, а теперь с помощью рта рисовал чудесные картины… Девятая симфония Бетховена по радио, а затем голос: «Говорит радио Гамбург, радиостанция британского военного правительства. Война закончилась…». Им пришлось построить сверхширокую кровать, чтобы хватило места подругам жирного короля Фарука… Заход солнца над Атлантикой, когда я в первый раз летел в Америку. Как молод был я тогда! А теперь… А теперь… Теперь я старый человек без всякой надежды, который хочет одного: умереть. Но все же, — думал он, — там мы были бы снова счастливы! Я просто не могу думать ни о чем другом. И не хочу».
Мокрый песок остался позади, он добрался до дорожки из каменных плит и пошел к необычным скалам, которые, поднимаясь над Атлантикой, защищали отель наподобие вала. Между этими скалами был похожий на галерею проход, выдолбленный за столетия волнами прибоя. В расщелинах прохода лежал намытый мокрый песок. Фабер шел все медленнее, уже начали болеть ноги, все тяжелее становилось дыхание.
