— Нет, — Самвел извлек сосиску из огня и помахал прутиком в воздухе, оставляя дымный след. — Хотя некоторые считали и так. Но извлечь истинный вкус из продуктов, как чистую ноту из музыкального инструмента, под силу только талантливому человеку. У всех остальных это будет тяп да ляпицей сапожника.
Пиркс проводил глазами сосиску Самвела и посмотрел на свою, почерневшую до хруста.
— Похоже, звание художника пищи мне недоступно, — пошутил он. — Но я привык к консервам. Не человек для еды, а еда для человека.
— Как сказать, — задумчиво обронил Самвел. — Была и такая теория, что в мире на самом деле все равнозначно. Сегодня ты ешь курицу, а завтра она тебя, и то, и другое справедливо.
— Курицы не питаются человечиной.
— Я образно, — Самвел отправил в рот половину своей сосиски. — На месте курицы может быть любой другой представитель животного мира. Курица в данном случае выступает как символ.
— Символ неотвратимости возмездия?
— Нет, истинного равноправия. Каждый становится кому-то пищей в свое время, на каждого крупного зверя найдется глотка покрупнее. Например, мы убеждены, что готовим космос под себя, но не исключено, что на самом деле готовят нас, глядя сквозь стекла иллюминаторов на степень нашей прожарки.
— Предпочитаю считать человека вершиной пищевой цепочки, — Пиркс постарался, чтобы его ответ не прозвучал грубо.
— Оригинальное утверждение для вида, который служит пищей насекомым и паразитам еще при жизни. Да и после нее тоже.
— Быть съеденным курицей или космосом в равной степени обидно для мыслящего существа.
— А кем не обидно? — Самвел посмотрел на него черным круглым глазом, напоминающим маслину. — Существом, интеллект которого превышает человеческий?
Пиркс подумал, что снова Самвел расставил ему логическую ловушку в своем стиле, и понял, что не может ответить. Любое животное, поедающее человека, не делало последнему чести, разумное было еще и более отвратительно, потому что оно ведь должно понимать, что делает, и что при этом чувствует жертва. Но с насекомыми, конечно, не поспоришь.
— Вы не хотите послать Аспа на поиски Персефона? — вместо ответа в лоб спросил Пиркс. — Он пропустит ужин, а после обеда времени прошло прилично. Да и солнце скоро начнет садиться.
— Нет, не хочу, — Самвел, казалось, тут же потерял всякий интерес к разговору и отошел в сторону, уступая свое место кому-то из туристов.
Пиркс только вздохнул. Непонятное упрямство Самвела в отношении Персефона наводило на нехорошие мысли о какой-то ссоре между ними, но утверждение Аспа, что к моменту старта все будут на борту, успокаивало. Да и не позволили бы Самвелу водить туристов, если бы с его группой произошел хоть один несчастный случай.
