Когда меня отпускали на съемки, начальник сказал, что меня вызовут на выступление. Я спросил:
– Ну, а как мне узнать, когда вы меня вызовете?
– Вы не волнуйтесь, когда будет надо, вас найдут и доставят на выступление.
Ну и вот я как-то моюсь в душе, вдруг нервный стук ко мне в каюту и взволнованный голос директора картины:
– Товарищ Любимов, за вами пришли.
– Кто пришел? Дайте домыться.
– Товарищи пришли. Срочно, срочно требуют. Должны вас взять.
– Кто взять, куда взять? – Группа съемочная, мне тут весело, и вдруг – взять. И действительно, стоит товарищ и говорит: «Срочно вас должны доставить туда-то». И меня сунули сперва на грузовик, он меня привез к какому-то пункту, а оттуда в Москву. Ансамбль тогда должен был выступать в Одессе. Ответственное выступление перед командующими какое-то было… И запомнился мне замечательный театр в Одессе.
И вот я помню, что сначала я на каком-то паровозе ехал, потом какой-то грузовик схватил… потому что срочно я должен был прибыть. Телеграмма была за подписью Абакумова, мощная такая. Но в Москве самолетов нет, рейсов никаких, только военные, и меня начальник аэропорта не принимал. Тогда я вышел и сметку проявил, позвонил и сказал: «Вам должны были позвонить, надо доставить такого-то. Сейчас придет наш представитель – взять». Позвонил и явился, показал телеграмму абакумовскую. Он куда-то позвонил, вдруг меня кто-то схватил, бах! – и в самолет какой-то транспортный, где сидел восточного вида генерал кгбэвский, вино стояло, свита, – и меня туда: «Товарищ генерал, вот приказ от Абакумова», – и меня туда вбросили и полетели. И он меня вином напоил и все говорил: «Зачем тебе какой-то ансамбль? Сейчас полетим дальше. Тут знаешь какие дела предстоят!» Кишинев уже был взят. Но я как-то смекнул, что мне все-таки лучше туда не лететь.
Я поспел к самому выходу – как в театре. Грязный, на каком-то грузовике я добирался, и – начальник начал сначала орать – я говорю: «Я еле добрался, вы видите, в каком я виде!» Рожу мне отмыли, напялили на меня костюм, и я выскочил играть. Видимо, я ему все-таки как артист больше нравился, чем дублер: того раздели, меня одели и выпустили.
* * *
Я был в Москве, когда узнал, что кончилась война. Этот день я помню, как мы куролесили весь день и всю ночь. Мы с моим знакомым раздобыли где-то «виллис» и носились на «виллисе», на Красную площадь заехали. Все были пьяные, орали, шумели, лазили на крыши, стреляли из каких-то ракетниц, пускали автоматные очереди в воздух – что тут творилось! Все обнимались, целовались, думаю, большое пополнение населения было этой ночью.
