— Конечно, — сказал я, — но главный вопрос — почему сейчас? У них было семь лет на планирование мести, но они ничего не делали. А теперь они внезапно появляются, и, похоже, действуют очень поспешно. Если бы их действительно заботило наказание меня за пленение Сэлиора, то они уже давно бы что-то предприняли. То, что они бездействовали, говорит мне о том, что они меня боятся больше, чем беспокоятся о своём потерянном брате.
— Тогда что их вынудило?
Я беспокоился о том, что, возможно, уже знаю ответ:
— Думаю, они боятся кого-то больше, чем меня.
* * *
Ужин и празднование были чуть более мрачными, чем Пенни планировала, в основном из-за нашей злосчастной встречи с Карэнтом. Николас выглядел глубоко задумавшимся, отвечая на большинство вопросов короткими ответами, и едва смеясь над моими редкими шутками. В итоге мы пошли спать немного раньше, чем собирались, ко всеобщему облегчению, я полагаю.
На следующее утро мы с Пенни встретились с Николасом за завтраком, а потом пожелали ему доброй дороги домой. Вопреки моим изначальным опасениям, что он может остаться и настоять на участии, узнав о наших неминуемых неприятностях, Король Гододдина был, похоже, лишь рад нас покинуть. Прощаясь с нами наедине, он приостановился, и извиняющимся образом посмотрел на меня.
— Мордэкай, — сказал он, чуть погодя, — я хочу, чтобы ты знал, что я уважаю тебя, и благодарен за всё, что ты и твоя жена сделали для нас, но…
Я перебил его:
— Тебе не нужно объяснять. Я понимаю, Николас.
— Нет, нет! Нужно. Я стольким вам обязан, но я не могу заставить себя пойти против наказа моего бога. Боюсь, что я уже навлёк на себя проклятье, став твоим другом, и всё же я не могу не подумать, что должен быть какой-то способ всё это решить. Ты — хороший человек, Мордэкай, и мой бог — хороший бог. Быть может, если ты согласишься с его желаниями и попросишь прощения… вы вдвоём сможете работать вместе, чтобы остановить Мал'гороса, и шиггрэс тоже.
За то время, которое я провёл с Николасом, он начал мне нравиться, но он явно был зашоренным — или, возможно, дело было в различии нашего личного опыта.
— Хороший бог не угрожал бы жизням невинных из-за моих действий, правильных или неправильных. Истинному «богу» не нужно было бы со мной торговаться, и его нельзя было бы пленить. Мы имеем дело не с богами, Николас… не с теми, о которых нас учили в детстве. Эти сущности — сверхъестественные, чудовищные задиры-переростки. Разница между ними и человеческими тиранами заключается лишь в величине их власти. Если истинный бог существует, и если он благ, тогда Карэнту и остальным следует бояться, поскольку они будут у этого бога во главе списка ожидающих наказания злодеев.
