Зрители наблюдали в поражённом молчании, прежде чем взорваться стеной звука, радуясь победе дичка. За прошедший год Даниэл из бойца, которым все пренебрегали, превратился в любимца публики, и его новейшее достижение привело их в исступление.
— Ти-ри-он, Ти-ри-он, Ти-ри-он, — скандировали они, и это действовало на него подобно наркотику.
— Ты продолжаешь развиваться, дичок, — сказал Тиллмэйриас, ведя Даниэла обратно к Гарлину.
— Пока вы не сумеете меня убить, — ответил Даниэл.
— Больше ты не будешь встречаться менее чем с двумя противниками, — предупредил хранитель знаний Ши'Хар.
Обезумевший от крови, как часто бывало после матча, Даниэл свирепо осклабился:
— Мне нравятся сложные поединки.
* * *
Несколько дней спустя Даниэл наконец свил достаточно конского волоса, чтобы полностью обеспечить свою цистру струнами. Сперва он дёргал их легко, боясь порвать, прежде чем начал осторожно настраивать её, пытаясь заставить издаваемые ею ноты совпасть с теми, что он вспоминал, когда ему снилась музыка.
У него всегда был хороший слух, но Даниэл был вынужден перенастроить цистру после того, как немного поиграл на ней, и осознал, что некоторые ноты были совсем неправильными. Его пальцы чувствовались неуклюжими и неловкими, несмотря на то, что они легко вспоминали нужные движения. Сбиваясь поначалу, он начал играть, медленно, но не осмеливаясь остановиться.
Первая короткая мелодия довела его до слёз. Ему так долго отказывали в музыке, что она казалась его душе почти невыносимой. Потребовалось полчаса, прежде чем он почувствовал себя достаточно собранным, чтобы начать снова.
Как только он начал, удержать руки от цистры Даниэлу стало уже невозможно. Колки оказались слишком гладкими, и он был вынужден перенастраивать инструмент после почти каждой песни. В конце концов он устал от постоянных перенастроек, и создал новые колки из части оставшейся древесины, сделав их слегка крупнее, чтобы они сидели в отверстиях более плотно.
Новые колки работали гораздо лучше, и вскоре он смог играть достаточно долгое время, прежде чем возникала нужда снова настраивать цистру. Прошёл час, прежде чем он порвал первую струну.
Всполошившись, он отложил инструмент, и начал её чинить, используя один из обрывков, чтобы начать новую скрутку с частью оставшегося конского волоса.
«Надо будет сделать запасные струны, если Амара будет продолжать нести мне волосы», — подумал он про себя. Теперь, когда он снова мог наслаждаться музыкой, перерыв на починку струны довёл его до помрачения рассудка.
