Тирион пересёк центральную область, остановившись, чтобы изучить гладкие стены одной из камер.
— Можно и так сказать, — ответил он.
— Как думаешь, что с ней будет? — внезапно спросил Раян, меняя тему.
— М-м-м?
Его сын с взволнованным выражением изучал черты лица Эммы:
— Я хочу сказать, если она будет продолжать в том же духе. Каждый раз — по-другому. Когда она возвращается, Эмма другая — она будто забывает, кто она такая, или даже что она такое. Она забывает, кто я, а вчера прошло несколько минут, прежде чем она вообще смогла говорить. Как ты думаешь, что оно с ней делает?
Тирион прошёл обратно, и посмотрел на них двоих. Вместе они составляли прекрасную картину, картину молодой любви, если бы только не смешивающая все карты природа их родства.
— Я не знаю, Раян, я честно не знаю. Ты как будто становишься чем-то другим, а когда это заканчивается, бывает трудно понять себя. Иногда всё не так плохо, если погружаешься неглубоко, но чем больше ты хочешь сделать, тем дальше нужно заходить. Ощущение такое, будто зайдя слишком далеко, ты на самом деле станешь тем, с чем работаешь, что бы это ни было — ветер или земля. Думаю, мы можем потеряться, если это случится. Поэтому я приставил тебя приглядывать за ней.
Раян убрал свою руку от лица Эммы, чтобы не потревожить её, когда сжал ладонь в кулак:
— Но ты по-прежнему считаешь, что ею стоит рисковать?
— Нет, я так не считаю, — сказал Тирион, — но ради этого я рискну всем. Она считает, что ради этого ей стоит собой рисковать, и я не буду лишать её этого выбора. Всё, что я могу сказать: если вы двое переживёте грядущие испытания, то я приложу все усилия, чтобы дать вам шанс увидеть новый мир, который последует за этими кровавыми делами, но гарантировать ничего не могу.
— А мы заслуживаем такого шанса? — спросил Раян голосом, в котором прозвучали нотки раскаяния.
— А это ещё что значит?
— Дело в том, что мы чувствуем друг к другу, — ответил молодой человек. — Я знаю, что ты наверняка уже подозреваешь нас. Это неестественно. Это неправильно. — Раян ненадолго замолчал, снова гладя Эмму по волосам. — Однако я ничего не могу с собой поделать. Думаю, мы прокляты.
— Весь этот ёбанный мир проклят, парень, но я не думаю, что к этому можно причислять вашу любовь. Заводить детей я бы вам не советовал, но я — последний, кому следует судить о чужих грехах, истинных или мнимых.
Раян поднял взгляд:
— Ты действительно так думаешь?
— Ага, — сказал Тирион, — и я думаю, что Эмма это тоже уже знает. Разве не так, девочка?
