Мы пытались донести до чиновников, что психика маленького человека, насильно лишенного родителя, особенно матери, страдает непоправимо. И по идее кто, если не эти люди, должны знать о том, насколько беспомощны дети, подвергаемые ежедневному психологическому давлению? Мне казалось, что достаточно лишь озвучить проблему на форуме, чтобы чиновники приняли меры и похищения детей перестали быть безнаказанными. Я верила, что каждый из них абсолютно живой, неравнодушный и понимающий человек.
Мой монолог резко прервал кто-то из докладчиков, инфантильно заявив:
– Уважаемые коллеги, хочу заметить, что в России таких исследований не проводилось. В законе на данный момент даже отсутствует формулировка, что следует считать «психологическим насилием»!
Тут до меня дошло, почему наш вопрос незаслуженно обделен вниманием общественности и политиков. Случайно ли? Ведь если правовой оценки нет в голове, то откуда ей взяться в законе? Реакции общества подобны реакциям ребенка, получившего травму, подумала я. Ребенок переживает проблему внутри себя – не сообщает о ней взрослым, потому что не находит слов… Вырастая, он обычно уже не обнаруживает в себе сил дать должную оценку произошедшему. У ребенка искажается понятие нормы, укореняется сознание жертвы. Повзрослев, человек уже не может даже осудить своего обидчика, потому что с годами травма становится частью его личности, а обида и боль укореняются в бессознательном.
Посмотрим на российское общество. Пережив за последние сто лет столько потрясений, войн и несправедливости, мы продолжаем устанавливать памятники вождям и почитать тех, кто отправлял в ссылку наших дедов и, будто губкой со школьной доски, стирал миллионы семейных историй. Выходит, наше глубоко травмированное общество не в состоянии не только пережить, но и открыто признать свою травму! Оно либо угодничает, прогибаясь под власть, либо проявляет к ней слепую агрессию. Как дети, воспитанные в «узаконенных» видах того или иного насилия, депутаты и парламентарии по-прежнему не желают возвращаться в прошлое и предпочитают жить с этим слепым пятном в сознании! Неужели нашим обществом овладел стокгольмский синдром[1], и насилие оправдано по умолчанию? Мне хотелось кричать о нормах Международной конвенции, о недопустимости разлучения с матерью, но – кому? Тем, кто и без меня прекрасно знал законы, но молчал и бездействовал?
Так мы впервые столкнулись с тем, что уважаемые докладчики, несмотря на все полномочия, не могут найти решение наших проблем. И даже личная встреча с самыми высокими чиновниками по сути не отличалась от любой из сотен полученных мною из разных ведомств отписок, в которых сквозило равнодушие и беспомощность.
