И снова тянутся минуты томительного молчания. Вскоре немцам надоедает ожидание. Они собираются в круг и о чем-то оживленно совещаются. Среди них опять вертится Гришка-полицай, что-то настойчиво им доказывая. Через некоторое время от лагерной охраны отделяется переводчик.
— Командование не получило от вас ответа, — резюмирует он. — Весь лагерь не может отвечать за убийство, но бункер, в котором был обнаружен убитый, конечно, не может не знать всех подробностей его убийства. Поскольку указанный бункер упорно молчит, нужно полагать, что он преднамеренно пытается утаить от немецкого командования все, что он, несомненно, знает об этом. Командование лагерем не может мириться с подобным положением и вынуждено прибегнуть к самым решительным мерам. Приказываю всем из пятого бункера выйти из строя. Вот сюда! — указывает он место.
Один за другим выходим мы на указанное место, выстраиваемся и, понурив головы, замираем в ожидании дальнейшего.
— Я обращаюсь к бункеру. Расскажите, как все произошло, и признайтесь, пока не поздно, кто убийцы! — настаивает переводчик.
Он умолкает и ждет ответа. Палатка продолжает молчать.
— Предупреждаю, что ваше молчание будет рассматриваться как желание скрыть обстоятельства убийства, — запугивает нас переводчик. — Если через три минуты ответа от вас не последует, весь бункер будет подвергнут наказанию. Подумайте о себе и расскажите обо всем подробно!
Снова нетерпеливое ожидание. В глубоком молчании стоят на лагерном плацу и остальные команды, выстроенные на работу. Мы молчим, молчим… Истекают отведенные минуты. Окончательно потеряв терпение и всякую надежду на ответ, переводчик отходит от нас и что-то возмущенно докладывает коменданту. Выслушав его, тот бросает взгляд на ручные часы и отдает приказание выводить команды на трассу. Следом уходят и немцы. Переглядываясь и озираясь, мы остаемся на месте. Словно из-под земли вырастает перед нами полицай Гришка. В руках у него суковатая дубинка.
— Такого парня, гады, сгубили, а теперь молчать сговорились! Не пройдет номер! — угрожает он. — Еще не раз пожалеете об этом! Да и Козьму еще вспомянете! А ну, давай за мной!
Выдернув из строя первого в ряду, он уводит его с собой. Мы провожаем Гришку злобными взглядами и наблюдаем, как, переваливаясь с ноги на ногу, еле ковыляет перед ним весь распухший от отеков безответный и явно больной Папа Римский.
— На расправу, сука, повел, — хрипит Колдун. — Ох, и достанется мужику!
