Там, в Финляндии… | страница 21
— Тосковали очень! — напоминают умудренные трезвенники. — Вот вам и жилье, и проволока. Убедились теперь, где жить станем?
Сомнений больше не остается. Мы сами своими же руками обносим себя двумя рядами колючей проволоки, отгораживаясь от внешнего мира и свободы. И есть в этой нашей работе что-то столь горестное и унизительное для всех нас и вообще для человека, что мы приходим в подлинное отчаяние и окончательно падаем духом.
— Эх! — жалуемся мы на свою судьбу. — Ведь это надо же, сами себя от людей хороним! Делай теперь здесь с нами, что заблагорассудится, — полная воля фашистам!
— Да что говорить? Они теперь отыграются на нас за свой позор, — намекая на бесславное поведение конвойной команды «Гинденбурга», подтверждает Полковник. — Хорошего нам тут ждать нечего. По всему видно, своего бесчестья они нам не простят. Уже по нонешней ночи можно судить, как они намерены с нами расправляться.
А немцы, похоже, задались целью закончить работы по устройству нового лагеря не позже как к вечеру и теперь прямо-таки выходят из себя, подгоняя и избивая замешкавшихся и не спуская с нас глаз. Мы буквально валимся с ног, и только опасение оказаться покалеченными придает нам сил и не позволяет упасть в снег. Многие не вынесли бешеного темпа и злющего холода. То тут, то там мы обнаруживаем полузанесенные снегом окоченевшие трупы наших соотечественников, не выдержавших стужи, а то и просто пристреленных конвоем за попытку подойти к его кострам.
Результаты наших непомерных усилий не заставили сказаться. К исходу дня площадь вырубки была надежно опоясана со всех сторон высокими проволочными ограждениями, четко обозначившими границы нашего лесного лагеря, а на очищенных от снега и пней участках красовалось несколько новых, таких же круглых приземистых фанерных палаток, что у конвоя. Неоднократно пересчитав, немцы в них нас и расселили.
Мне невероятно посчастливилось. В нашу палатку, пятую по счету, немцы водворили восьмерых людей, которые вместе со мной прошли не один лагерь и которые хорошо знали один другого. Разнообразие привычек, возрастов и профессий не мешает нашей девятке оставаться сплоченным коллективом и держаться в определенной степени особняком от остальных сожителей. По прозвищам и именам нас можно без особого труда разбить на две группы.
Первую группу — из шести человек — возглавляет приземистый и смахивающий на лешего Яшка-колдун, довольно дряхлое, заросшее волосами существо с острым взглядом, зубами наподобие волчьих клыков и непроницаемым для нас прошлым. Задолго до войны «подчистую» снятый с учета по старости, в плену он оказался по явному недоразумению. За умение толковать сны и предрекать несчастья мы побаиваемся его, не оказывая ему особого почтения.