— Торопиться-то, кажется, ни к чему, а к плетям уже попривыкли, — слышится из темноты глуховатый голос Полковника. — Сам-то вот тоже отсиживаешься.
— Есть еще кто с тобой?
— Да, кажись, Колдун здесь, Папа Римский, Павло вот не слышно будто. Сидим да решаем, что делать? А ну как и в самом деле что неладное гады замыслили? Они ведь, как известно, на все способны.
— Да, подумать-то есть о чем!
В замешательстве мы не спешим выходить наружу: там ли, здесь ли — конец один. Так не все ль равно, где смерть встретить?
А ночь окончательно овладела лагерем. В небесах над головой пылают мириады необычно ярких сегодня звезд. Из-под пригорка слышится привычный неумолчный говорок безымянного ручья.
Непредвиденная задержка, видимо, выводит немцев из терпения. Снова носятся по лагерю взбешенные полицаи, руганью, угрозами, а где и плетью выгоняя на плац притаившихся в палатках. Один за другим выползаем мы из своих убежищ наружу и, полные самых мрачных предчувствий, выстраиваемся на плацу. Ожидая появления немцев, мы настороженно следим за суетней у их палаток за проволокой. Там слышится беготня и мелькают огоньки карманных фонариков. Невольно я пытаюсь представить себе картину ожидаемой нас расправы.
…Сейчас заскрипят ворота. Вооруженные карабинами и автоматами немцы волчьим выводком втянутся ночью в лагерь, где так покорно и безропотно ожидаем их мы. Примкнутыми тесаками и прикладами они сгонят нас в низинку за баней и с привычным хладнокровием приступят к уничтожению. Истекающих кровью и подающих еще признаки жизни они прикончат тесаками. Глубокая яма, неведомо для чего выкопанная на днях нашими же руками, не что иное, как наша братская могила. Она достаточно велика, чтобы вместить всех. Ночь скроет злодейские следы. Прежде чем взойдет солнце, все будет покончено, и ни одна душа, кроме самих палачей, не будет знать о случившемся. Лагерь в глухом финском лесу бесследно исчезнет столь же внезапно, как некогда и появился…
От рисуемого обострившимся воображением кошмара меня отвлекает появление полицаев. Суетясь и сквернословя, они обегают ряды, как сторожевые овчарки овечье стадо, по несколько раз пересчитывая людей, добрая половина которых продолжает отсутствовать. Не так-то просто обнаружить их сейчас ночью и согнать в строй.
Скрипят ворота. Слышатся шаги и, словно светляки, порхают в темноте огоньки карманных фонариков. Затаив дыхание, мы ожидаем приближения немцев. Появляется комендант с переводчиком и несколькими унтерами. Их немногочисленная группа и отсутствие конвоя несколько успокаивают нас. Переводчик, переговорив с Тряпочником, объявляет:
