— Хуже уж и быть не может, а все держимся, — ободряем мы один другого. — Самую малость потерпеть осталось. Неужто не сдюжим? Не сегодня завтра, того и гляди, война кончится. Подыхать теперь совсем ни к чему. Глупей и быть не может!
Бесчеловечное обращение немцев с пленными давно никого не удивляет.
— Чуют погибель, потому и лютуют. Муха по осени тоже завсегда кусает, — комментирует Яшка.
— Не будут же они нас по головке гладить, — заключает Полковник. — На то он и плен, чтобы враг над тобой глумился. Хороши бы мы с вами были, если было бы иначе. Полицаи вот и здесь куда как неплохо обосновались. Нам с этой сволочью не по пути. А что бьют и голодом морят, нам не привыкать уж, кажется.
Однако нас тревожат опасения совсем другого рода. И, как ни храбримся мы, они все чаще и чаще навещают нас, и все сильней закрадывается в душу тревога:
— Доживем ли? Немцы и прежде не щадили, а что они сделают с нами, когда фронт подойдет вплотную?
— Перебьют всех! — предрекает Яшка. — Это уж как есть!
— Одно из двух, — пытается спрогнозировать развитие событий Полковник. — Либо вывезут заранее, либо, если их врасплох застанут, перестреляют всех. Верней всего, уничтожат. Это у них в порядке вещей, и таиться тут нечего. Не мы первые, не мы последние. Готовым нужно быть ко всему.
Ни для кого не является тайной, что во всех случаях, когда обстоятельства не благоприятствуют им, немцы, не задумываясь, уничтожают пленных целыми лагерями. До нас неоднократно доходили слухи о зверских ночных расправах гитлеровцев над безоружными и бесправными узниками лагерей. Опасение, что это может случиться и с нами перед самым освобождением, не дает нам покоя.
— Скоро окончится война, и так заманчиво близок мир. Дотянем ли мы до него? Вот-вот придет желанное освобождение и распахнутся ворота дьявольских лагерей. Не опоздает ли оно, застанет ли нас в живых и будет ли уже нам нужно? — постоянно размышляем мы. — За эти беспросветные годы так много выстрадано и пережито. Дождаться конца войны, почти дожить до мира, и все лишь для того, чтобы в самый последний момент лишиться жизни. Нелепо и до боли обидно!
И как бы в подтверждение наших опасений, немцы вдруг ни с того ни с сего затеяли, неизвестно для какой цели, рытье нашими руками огромного котлована в низинке за баней, вызвавшее невольные подозрения об его истинном назначении.
— Для себя роем — не иначе! — принялись предрекать некоторые, и их предположения были не лишены основания, становилось ясным, что мы несомненно стоим на пороге между жизнью и смертью.
