Но как ни успокаиваем мы себя, сомнения, однако, не покидают нас.
— А все ли нами сделано? Нет ли еще других способов сорвать открытие этой проклятой дороги? — терзаем мы себя вопросами. — Может быть, еще можно задержать поток военных грузов, который вскоре потянется к фронту? Быть может, еще не все нами продумано? Быть может, мы еще не все учли и заслуги наши не столь уж велики и даже совсем ничтожны?
Нет ничего отвратительнее, чем осуществление ненавистной для нас затеи. Нет ничего мучительней и глупей положения, когда против желания работаешь на заклятого врага и притом бессилен что-либо сделать. Ничто не может привести в большее отчаяние, чем осознание своего бессилия. Все эти дни мы не можем найти себе покоя и переживаем мучительные душевные страдания.
Заканчиваются последние приготовления к открытию дороги. На всех работах лежит печать самой тщательной немецкой аккуратности. Подводятся последние платформы с балластом, под рейку подравнивается насыпь, прячутся огромные валуны, подштопываются последние шпалы. Ранним утром завтра по дороге должен пройти первый воинский эшелон. Его благополучное проследование и будет означать открытие и ввод в эксплуатацию новорожденной магистрали. Перед этим по ней прошло несколько пробных контрольных составов, и у немцев нет ни малейшего сомнения в том, что все будет в порядке, и у них царит праздничное настроение.
Со штопалками в руках мы подбиваем шпалы на участке столь памятной нам выемки. Совсем недавно здесь продавал нас Жилин и бился в последних смертных корчах несчастный Осокин. Всей командой мы бродим взад и вперед по выемке и по указанию усатого старшего мастера из Берлина, прозванного нами за раскидистые усы Тараканом, то там, то тут приподымаем путь бомами, подсыпаем балласт под шпалы, подштопываем их и заравниваем ящики меж ними. Немцы сегодня настроены благодушно и не очень требовательны. Работы немного, и они полны уверенности, что все будет «гут». День для нас на редкость спокойный, и мы просто отдыхаем на этот раз. Приказав нам работать на закруглении, где линия делает крутой поворот, мастера присоединяются к конвою и вместе с ним поднимаются по гребню откоса наверх. Коротая время, они предаются оживленной болтовне — занятию, отнюдь не положенному постовым. Лишь несколько человек из них, совершенно не обращая на нас внимания, безучастно отшагивают по краю откоса, не столько для контроля за нами, сколько для соблюдения уставной формы. Из выемки невозможно уйти незамеченным, и они спокойны за нас. Оставшись без надзора, мы ликуем, благословляя случай.
