В спор о плечах и теле Одинцовой вмешался Дмитрий Писарев, обративший внимание, один из немногих в ту пору, на умственные способности и другие стороны одаренной натуры этой женщины. Что Одинцова – не раскрашенная кукла, не модель и не пустышка, ясно с первых тургеневских строк о ней: «спокойно и умно» глядели ее глаза, «какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица». По контрасту с лжеэмансипированными Кукшиной и Ситниковым Анна Сергеевна представлена на балу у губернатора неторопливой, неговорливой («сама она говорила мало», два раза тихо засмеялась), с достоинством осанки, в непринужденном разговоре с неким сановником. Кажется, не без умысла Тургенев заставляет нас вспомнить хрестоматийные стихи:
Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?..
И далее:
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Всё тихо, просто было в ней…
И ситуация сходная, и почти точный портрет Анны Сергеевны Одинцовой, как говорят ныне, со знаком плюс. «Почти», так как может смутить слово «не холодна», но при первом восприятии Базарова еще не могло возникнуть ощущение холодности незнакомой женщины. Прозорливый Базаров, в отличие от журналистов из «Библиотеки для чтения», сразу выделил ее из массы светских дам, так же как Онегин на балу – неузнанную Татьяну-княгиню: «На остальных баб не похожа». Чем же? Невозможным, по его представлениям и убеждениям, сочетанием в женщине независимости, красоты и ума: «По моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды». Перед его глазами было первое живое опровержение его представлений; первое, но не последнее.
«Баба с мозгом», оказалось, многое испытала в своей жизни, многое знала, многим интересовалась, охотно читала хорошие книги (с плохими, случайными, засыпала) и «выражалась правильным русским языком». Ах, лукавый Тургенев! Снова возникает, но уже под другим углом зрения, образ Татьяны Лариной, которая, увы, «по-русски плохо знала, журналов наших не читала и выражалася с трудом на языке своем родном». Разумеется, нельзя никак бросить упрек любимице Пушкина: другие годы, другое воспитание, но как же не поставить еще один плюс Одинцовой, тем более что автор благодушно предоставляет нам такую возможность.
Неудивительно, что Базаров нашел в ней, в женщине, собеседницу (и не только), с которой он мог вполне серьезно, без высокомерия и без кокетства говорить о «предметах полезных», начиная с устройства российского общества («безобразного устройства») и продолжая вопросами медицины, ботаники, живописи, музыки, наконец, проблемами психологии, счастья, любви, будущности самого Базарова. Трудно представить себе, с кем из обитателей этого романа мог бы Евгений Васильевич столь уважительно вести беседы о действительно важных проблемах. О женщинах и говорить нечего: ни Катя, ни Феничка, ни карикатурная Кукшина не могут соперничать с Одинцовой ни по интеллекту, ни по многим другим критериям.
