Но не может же он увезти в Аргентину их обеих, и Циреле, и Башу. Циреле без свадьбы не поедет. Даже Райзл Затычка сказала, что дочь святого человека надо оставить в покое. Деньги? От такой, как Циреле, деньгами не откупишься.
Макс чувствовал усталость, но, сколько ни закрывал глаза, они открывались сами собой вновь и вновь. Он представил себе, как Циреле с родителями узнают о его побеге. Циреле рыдает, падает в обморок, пытается выброситься из окна, отец и мать еле ее удерживают. Райзл Затычка рассказывает святому человеку, что у Макса в Аргентине есть жена. Раввин проклинает его, как выражались в Рашкове, на чем свет стоит. А Райзл еще пишет сестре, что Макс выдавал себя за вдовца и сватался к раввинской дочери. Рашель узнаёт о его проделках, ему перемывают кости во всех буэнос-айресских кафе. Его выкидывают из погребального братства, больше не пускают в синагогу даже на Рошешоно и Йом Кипур. Его бизнес идет прахом, никто не хочет покупать недвижимость у проклятого. Он становится изгоем, ни богу свечка, ни черту кочерга.
«Ну и влип же я, — подумал Макс. — За что ни возьмусь, какая-то чушь собачья получается…»
Он проснулся, оттого что Райзл, в нижней рубашке и домашних туфлях, трясла его за плечо:
— Вставай, дядя! Девять уже.
Макс посмотрел на нее с легким презрением. Клялась, что верна Шмилю Сметане, но вот является он, Макс, а Шмиль уезжает в Лодзь, и от верности не остается и следа. Макс лежит в чужой постели, а Райзл щекочет его под мышкой, чтобы разбудить. В черных глазах лукавая улыбка и ни капли стыда или раскаяния. Кто знает, может, Рашель делает сейчас то же самое. Всегда найдется какой-нибудь охотник до чужой жены, даже если она уже старая кляча.
— Выйди, — сказал он Райзл, — мне одеться надо.
— Стесняешься, что ли? Пойду завтрак приготовлю.
Макс встал с кровати. На нем была ночная рубашка Шмиля. Явно великовата. Ватерклозет находился в другом конце коридора, а умывались тут на кухне. Макс вышел в коридор, поглаживая заросшие щетиной щеки. В последние годы он стал очень быстро обрастать. Утром побреется — к вечеру подбородок уже колючий, а через сутки лицо вообще как терка. Увидев его с кухни, Райзл расхохоталась.
— Чего смешного?
— В эту рубашку двое таких, как ты, поместятся. Ну и пузо он себе наел! Иди сюда, помойся. Я отвернусь.
— Мне только руки помыть и лицо.
— Ванны у меня нет, тут тебе не «Бристоль».
На кухне пахло кофе и свежим молоком. Раньше, собираясь к женщине, Макс обязательно брал с собой зубную щетку, ночную рубашку и шлафрок, но в последние годы стал неуверен в себе. Он умыл лицо и прополоскал рот водой из крана. Опять провел рукой по небритой щеке и вдруг почувствовал легкую дурноту, которая издавна нападала на него, когда он находил себе шлюху. Он с молодых лет терпеть не мог женщин, торгующих телом. Они вызывали в нем злость и отвращение. Такие чем больше льют на себя духов, тем сильнее воняют. Расплачиваясь с ними, он еле сдерживался, чтобы не плюнуть в лицо. И все-таки женился на одной из них. Годами он сожалел об этом, ненавидел Рашель за ее прошлое, но его влекло к ней, он с любопытством выслушивал ее рассказы, сам вытягивал их из нее по-хорошему и по-плохому. Но вот умер Артуро, а Рашель замкнулась в себе, стала мрачной и раздражительной, увяла и охладела. Когда он хотел близости, гнала его от себя: «Отстань! Я старая, больная. Найди другую…»
