Он постучался, и Райзл Затычка тут же открыла дверь.
— А я уже думала, не придешь.
— Вот он я.
— Входи. Все остыло давно.
Она привела его в гостиную, где стоял стол, накрытый на двух персон.
Видно, Райзл готовила в субботу. Пахло котлетами, щами из щавеля и молодой картошкой. Газовые лампы не горели, но закатное солнце бросало на стены пурпурные пятна света.
Черными глазами Райзл пристально посмотрела на Макса.
— Ну что, испортил ее?
Макс немного помолчал.
— С чего ты взяла?
— Она тебе лицо расцарапала. И пришел ты на два часа позже.
Он не ответил.
— Силой не годится, — задумчиво сказала Райзл.
— Я ей ничего дурного не сделал.
— Садись. Я пока света не зажигаю. Напротив синагогальный староста живет, его жена примчится, ругаться будет. Но скоро суббота кончится, тогда можно будет зажечь.
— Я могу и в темноте посидеть.
— Есть-то будешь? А Баша где?
— Домой пошла.
— Зря ты поспешил, — сказала Райзл заговорщицким тоном. — Она бы и так от тебя никуда не делась.
Он опять не ответил, и она ушла на кухню. Только сев на диван, Макс почувствовал, как он устал. Хотелось есть, но еще больше — спать. Он потянулся. Наверно, Райзл сейчас вернется. Но проходила минута за минутой, а она все не появлялась. Пурпурные пятна на стенах погасли, в комнате стало совсем темно.
Макс прикрыл глаза. Наверно, он задремал, потому что увидел, что сидит в тюрьме. Где он, в Буэнос-Айресе? Или это варшавский Арсенал? Были тут и другие заключенные. Он попытался с ними заговорить, чтобы по ответу — на польском или испанском — понять, где он очутился, но они хранили глубокое молчание. Вдруг откуда-то возникла старуха, в руках веревка, завязанная петлей. «Она что, вешать кого-то будет? — удивился Макс. — Разве женщина может быть палачом? Они же якобы милосердные…» Старуха подмигнула ему и помахала веревкой. Заключенные, не шевелясь, наблюдали за Максом. «Вот и конец пришел», — подумал он, начал читать «Шма Исроэл»[89] и проснулся. Горели газовые светильники. Райзл успела принести две тарелки щей. Спросила:
— Что, замучила она тебя?
«Приснится же такое, — подумал Макс. — К чему бы это?» Он почти не слышал Райзл и не понимал, что она говорит.
Она указала ему на место во главе стола, где в прошлый раз сидел Шмиль Сметана.
Макс еле встал с дивана, колени дрожали. Удивился: «Неужели я такой старый?»
Сел на стул Шмиля и стал хлебать щи. Последний раз Макс ел в час пополудни и только теперь понял, как сильно проголодался. После щей принялся за молодую картошку со сливочным маслом и зелеными листиками петрушки. Силы возвращались с каждым проглоченным куском.
