— У-гу. — Джолин встала и отправилась в «Греческий рынок», даже не глянув на Вара, и Вар был ей за это благодарен. Он бы не выдержал сейчас своего отражения в её очках.
Эшли в этот день задержалась подольше, собирая мусор, который мог бы застрять в птичьем пищеварительном тракте, и, когда примерно через час вернулась Джолин, они вместе поплелись в сад — дорывать траншею. Все трое понимали, что их труд может оказаться тщетным, и в этом был трагизм — но и благородство.
В разгар рытья у Вара сработал будильник.
— Я только что слышала песню жёлтой древесницы. Это… — сказала Эшли, вглядываясь в небо, — …странно. Обычно они не начинают мигрировать так рано.
— Ой, нет, — сказал Вар. — Извини. Это был мой будильник. Мне скоро уходить.
У Эшли сделалось разочарованное лицо, как будто она и впрямь рассчитывала увидеть жёлтую древесницу.
— Вот это вот всё, что ты делаешь… надеюсь, тебе это поможет, — сказал Вар благожелательно.
— О чём ты?
Он покосился на Джолин и спросил у Эшли:
— Это ведь для школьного проекта, да? Или чтобы легче поступить в колледж?
— Эм-м… нет?
— Тогда почему?
Эшли воткнула лопату в землю, вошла в звездообразную тень королевской пальмы и устроилась в центре звезды.
Вар тоже зашёл в тень и сел на соседнюю звезду.
Джолин осталась где была, но Вар отметил, что она навострила уши.
— Я раньше жила в Канаде? — начала Эшли. — До школы было далеко, ехать долго — школьным автобусом, на рассвете, дороги пустые. Однажды автобусу пришлось остановиться, потому что всё шоссе было покрыто гусями. Дорожные рабочие их убирали. Прямо сгребали лопатами. Ноги были переломаны. Некоторые пытались взлететь, но было видно, что лапы у них болтаются, торчат не в ту сторону, всё такое.
Джолин от траншеи метнула на неё свирепый взгляд — словно подозревала, что Эшли сама переломала гусям ноги.
— Потом мы узнали, что случилось. Шёл дождь, и в сумерках, пока ещё не рассвело, мокрое шоссе показалось гусям рекой. И они попытались сесть на воду, и…
Эшли закрыла глаза.
— Я однажды сломала руку. Кости, когда ломаются, очень острые. — Она замолчала и потёрла правую руку, прижав её к груди. — Там было сотни две гусей, не меньше, и у каждого сломана как минимум одна кость. Столько боли. Как её измеришь, ну как?
Вар не ответил. Потому что — ну как?
— Я решила, что больше такого не случится. Я не допущу. Вот почему.
Вар посмотрел вниз, на Джолин. Его так и подмывало сказать: «Вот видишь? Ты ошибалась. Она просто тревожится о журавлях». Но он смолчал. Потому что видел: Джолин всё слышала, и услышанное её почти что расплющило.
