"Бомбы все... нет больше бомб... Но есть еще комсомольская птичка и в ней лейтенанты Миша и Гиго. Бери их. Родина, бери, партия, своих сынов!"
Он схватил микрофон:
- Прощай, Миша!
- Гиго, милый Гиго, да здравствует Сталин и великая Родина!
Сафар потянул на себя штурвал. Машина задрала нос. В мозгу вихрем понеслись образы: Косых, Олеся, Гроза, "Сухие, у тебя мозги, майор Гроза", мельком подумал Сафар и, прежде чем задравшаяся машина успела скользнуть, всем своим огромным телом он навалился на штурвал, отжимая его от себя. Самолет повалился на нос. Струя ветра с воем ударила под разбитый козырек колпака, сорвала с Сафара очки и шлем. Сафар с силою дал правую ногу, направляя самолет в зияющую щель аэродромных ворот.
Дробя и ломая стальное плетение ферм, самолет врезался в гущу готовившихся к вылету истребителей. Сразу несколько машин загорелись. Самолет был слишком велик, чтобы исчезнуть под землей. Его хвост торчал из ворот. Веселые языки пламени хлопотливо лизали смятый металл фюзеляжа, поднимаясь к пылающему закатному небу.
К 21 ч.00 м. 18 /VIII
ИЗ ЗАПИСОК ФЕЛЬДМАЙОРА БУНК
"Вторые сутки Бурхард живет на никотине. Садясь за машинку или к аппарату прямого провода, я не попадаю пальцами в клавиши. До меня как из-за ватной стены доносится голос Рорбаха, делающего очередной доклад. А он железный, этот Рорбах!..
Генералы сидят друг против друга, подтянутые и настороженные. Бурхард, не спуская глаз с карты, ловит каждое слово начальника штаба. Тот сухо выкладывает:
- ...далее в районе третьей армии бомбардировщики пытались проникнуть к нашим перегрузочным пунктам Поморжаны и Стрыя. Они отбиты с потерями. Однако одной советской штурмовой эскадрилье удалось прорваться к автодорожному узлу Коломыя и внести панику в момент высадки химических войск. Имели место повреждение бомбами баллонов с ОВ. Произошло массовое отравление наших войск. Бурхард:
- Опять штурмовики! Я же предупреждал вас, генерал:
максимум внимания охране наземных войск от налетов. Я попрошу вас...
- Ваше превосходительство, - Рорбах сделался еще суше, - земля сама зевает. Мы не вездесущи и не всевидящи. Их штурмовики идут на бреющем полете по сто километров в глубь нашего расположения.
- Все время на бреющем?
У Рорбаха появилась нотка торжества, точно речь шла об его собственной заслуге:
- Да, ваше превосходительство, местами пятнадцать метров. Борьба средствами одних воздушных сил невозможна. Мы их просто не видим. Я уже докладывал о необходимости наземными средствами затруднить противнику пользование идущими в наш глубокий тыл удобными долинами рек, прогалинами лесов. Мы предвидели: все это будет подступами для штурмовиков.
