Стоявшие внизу ничего расслышать не могли и в ответ энергично замахали и заулыбались.
— Пивка не хочешь, старик?
— Очень даже. Крикни там, пусть прямо сюда подадут. Разумеется, коридорному будут причитаться хорошие чаевые.
— У нас есть пиво.
— Шутишь, надеюсь?
— Никогда. Я могу шутить о жизни, о любви, о перенаселении, атомной бомбе и прочем подобном говне — но только не о пиве.
Джонатан недоуменно посмотрел на него:
— И ты полдюжины пива тащил на эту скалу? Да ты, знаешь ли, сумасшедший!
— Может, и сумасшедший, но только не дурак. Я пива не тащил. Его тащил ты. Я его тебе в рюкзак положил.
Джонатан изогнулся и вытащил из рюкзака упаковку из шести банок.
— Черт побери! Да я тебя сейчас прямо на этих зевак сброшу!
— Подожди, дай сперва пиво допью.
Джонатан откупорил баночку и пососал пену:
— Теплое.
— Увы. Но я решил, что ты совсем взбеленишься, если тебя еще и льдом нагрузить.
Они молча ели и пили. Время от времени, когда Джонатан смотрел в бездну под собой, ему казалось, что в желудке у него машет крылышками целый выводок бабочек. За все годы занятия альпинизмом он никак не мог полностью избавиться от трепетания под ложечкой и щекотания в паху, которые нападали на него, когда он не бывал полностью поглощен самим восхождением. Это чувство не было особенно неприятным, и он считал его составной частью естественного порядка вещей в горах.
— Мы высоко забрались, как по-твоему?
— По расстоянию — на две трети. По времени — наполовину.
Джонатан согласно кивнул. Еще накануне они отметили, что последняя четверть пути, где похожая на гриб вершина начинает расширяться снизу, будет самой трудной. Джонатан рвался поскорей добраться до нее.
— Ну пошли.
— Я ж еще пиво не допил! — сказал Бен с неподдельной обидой.
— Ты две банки выдул.
— А я про третью говорю. — Он перевернул банку, осушая ее мощными глотками. Немного пива стекло с уголков рта.
В следующие три часа одна за другой возникла масса тактических проблем. Предыдущая забывалась, как только появлялась следующая. Для Джонатана все в мироздании перестало существовать, кроме него самого и скалы: очередной шаг, надежно вбитый крюк, пот в волосах. Полная свобода, оплаченная риском падения. Единственный способ летать, если уродился бескрылым животным.
Последние пять футов были весьма своеобразными. Стихия вволю поработала по части эрозии на хрупком гребне вокруг плоской вершины столба. Скала нависала на тридцать градусов, а порода была рыхлая и крошилась. Джонатан продвинулся в сторону, насколько мог, но порода не стала лучше, и подходящего места для крюка он найти не сумел. Он пошел поперек в обратную сторону и оказался прямо над Беном.
