- Скромность этих людей поразительна. Она меня просто трогает, - сказал как-то Грачик.
- Воспитание, братец, вот что это такое! Как раз то, чего иной раз не хватает нам... Что греха таить, мы в этом деле не пример! К сожалению, у нас уже перестали уважать чужие тайны, даже самые интимные, самых дорогих друзей. Пусть человек дал честное-распречестное слово хранить секрет, но он разболтает его при первой возможности, да еще станет доказывать, что, мол, уважение к чужой тайне - это буржуазный предрассудок, пустая интеллигентщина. Если данная тайна - а такова любая частная, не государственная тайна, - если она, повторяю, не охраняется законом, если за ее нарушение не привлекут к ответственности, стоит ли утруждать себя ее хранением?!
Не обращая внимания на то, что лицо Грачика становилось все более мрачным, Кручинин торопливо закурил. Он и сам не заметил, как эта тема заставила его разволноваться. Его голос дрожал возмущением, когда он заговорил снова:
- Ты мне, может быть, не поверишь, но я собственными ушами слышал, как один человек, и не кто-нибудь, а политработник в чинах и с орденами, на многолюдном собрании говорил: "Мы, большевики, отвергаем мелкобуржуазное морализирование вокруг пресловутого "слова чести"! "Честное слово" для нас не фетиш". Правда, этому залгавшемуся балбесу слушатели выдали все, что ему причиталось. Но все же мне грустно, братику, грустно!
- Послушать вас, так... - Грачик, не договорив, безнадежно махнул рукой.
- К чему такая разочарованность?.. Нужно только всерьез, не на словах, а на деле заняться тем, что у нас, стариков, называлось воспитанием. И для этого вовсе не требуется ездить сюда, к людям действительно прекрасным в своей скромности. Достаточно побывать поглубже в нашей собственной стране, в деревне, подальше от столицы, от наших больших центров. Там ты скорее увидишь скромность и воспитанность в самом высоком народном понимании. Так-то, Грач!
Шкиппер Хеккерт и судьба
"Анна" бросила якорь в полусотне метров от каменистого острова. Под первым же удобным предлогом Кручинин и Грачик попросили доставить их на берег и направились в глубь острова.
Человек, который взялся бы наблюдать друзей в этой прогулке, ни за что не сказал бы, что их маршрутом руководит что-либо иное, кроме интереса к природе. Кручинин с любопытством изучал все, что попадалось на пути, - от осколков камней до скудной растительности; он наблюдал жизнь птичьего базара, исследовал гнездовье зимующих и перелетных птиц; делал фотографические снимки всего, что казалось интересным или просто живописным. Для этого спускался к самой воде, забирался на вершины, залезал в расселины скал. Наконец он вытащил альбом и цветные карандаши и устроился на камне, над самым береговым обрывом.
