Ролан ждал его у ворот.
— Чего тебе? — глухо спросил граф Виттури.
— Я пришел просить, повелитель.
— Знаю. Но ответ — нет.
— Она — смысл моего существования. Единственный свет, а ты хочешь забрать ее. — Ролан стоял, сгорбившись и низко наклонив голову.
— Она может спасти мир.
— Весь мир не стоит того, чтобы потерять ее, повелитель.
Боль в груди на мгновение ослепила графа. Ролан понимал то, чего демон не смог понять вовремя. Как он желал поначалу поскорее избавиться от Насти… Потом хотел противоположного: чтобы ее предназначение, которое он видел ясно написанным на ее челе, оказалось ложным. Потом снова желал убить ее. И вот снова только мысль о том, что он ведет ее как доверчивого ягненка на заклание, вызывала в нем боль и ярость.
— Я уже не решаю ничего, Ролан. Наташа умрет вместе с этим миром, если не постарается вмешаться. Пойми, речь идет о конце всего. Это не борьба за власть. Это борьба за жизнь. Это ты можешь понять?
— Да.
Ролан отступил. Потом помедлил и бросил в спину графу:
— Думаешь, она вспомнит ее, повелитель? Видел ли ты Ноктурну такой, какой видел я? Терзающей своего ребенка ради жажды мощи?
— Я видел ее. Может, она не узнает дочь, может, мы зря втянули в это Наташу. Но скажи мне, Ролан, разве ты не цеплялся бы на моем месте за любую соломинку? Речь идет о гибели всего этого. — Граф развел руками. — Это наш дом. Это все, что у нас есть. Другого не дано. Я использую любой шанс. Так же, как и ты. Другого выхода нет. Мне жаль.
— Вам не жаль. — Ролан с усилием поднял взгляд на графа. — Я всего лишь темная тварь, но я слышал о вас достаточно.
Граф Виттури долго смотрел на него, и золотые искры вспыхивали в его карих глазах.
— Вы отвергли всех, ангелов и демонов. Живете в одиночку, в одиночку вершите один вам известный суд. Вас ненавидят все. И вы ненавидите всех.
— Здесь мой Рай, здесь мой Ад. Здесь я хозяин. Мне плевать на остальных. И ты не представляешь себе, чем я готов пожертвовать ради мира.
И граф отвернулся от него и ушел.
Ролан сжал кулаки. Нет, он что-нибудь придумает. Он спасет Наташу.
С поля Настя возвращалась полной сил и с какой-то золотой, распирающей ее энергией, которая, казалось, морем была разлита над летними травами. Папа римский важно вышагивал рядом, проклиная высокую траву за то, что его сутана и ноги путались в ней.
Ощущать землю под ногами было очень приятно, она словно обнимала ее ступнями, обкатывала кроссовками. Но в коленях появилась слабость, когда она увидела Азазелло, на этот раз уже не страшно одутловатого, а с посеребренной кожей, на фоне которой ярко горели его красные глаза с черными зрачками, и выделялся один клык в легкой ухмылке.
