Вспышка яркого света вдруг озарила поле боя. В этом свете демоны сгорели и рассыпались в прах.
Настя прикрыла глаза, ощущая, как этот свет нежно гладит ее по коже, стирая дорожки от слез. Ветерок ласково погладил ее по волосам.
— Я стану тобой, — вдруг послышалось ей.
Она улыбнулась и прошептала:
— Я люблю тебя. — Новые слезы обожгли щеки. — Спасибо. За все…
Архангел отступил от оборотня и Насти, пошел прочь, но Габриэль догнал его.
— А что делать мне? — спросил он, торопясь, почти переходя на бег рядом с широко шагавшим Рафаэлем.
— Тебе? То же, что и раньше, — служить. — Архангел даже не посмотрел на него и пошел прочь. Взмахнув своими огненными крыльями, он взмыл ввысь за остальными.
Габриэль смотрел ему вслед некоторое время, а потом растерянно огляделся вокруг. Увидев вдали склонившегося над Наташей Ролана, ангел глубоко вздохнул и нервно зашагал к ним.
Наташа была жива. Руки покрыты страшными ожогами, лицо, тело — в ранах, но Ролан улавливал пульс ее сердца. А значит, и его душа продолжала жить.
Ролан завороженно смотрел на ее лицо. Она была мертвенно бледна, белее своего испачканного кровью и пеплом некогда ослепительно белого платья. Слишком много испытаний для одной девочки. По какому принципу небеса назначили Избранной именно ее, дитя Ноктурны? И пусть ее свет был лишь эпизодом, яркой вспышкой, почему так неистово должна была она до последнего рваться к Насте, несмотря на раны и страх? И что заставляет его снова и снова защищать ее?
Рядом опустился на колени Габриэль. Он протянул руку и с ненавистью сорвал с шеи Наташи кулон Избранной.
«И даны были ей два орлиных крыла, чтобы она летела в пустыню в свое место от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и полвремени», — процитировал ангел.
— Два крыла… — усмехнулся Ролан. — Уж не мы ли с тобой?
— Возможно, что так. Мы должны заботиться о ней. Вместе. — Синие глаза ангела впервые без презрения посмотрели в глаза демона, напоминавшие ему козлиные. — Согласен?
— Ты же решил, — как можно более равнодушно ответил Ролан. — В воспитании детей я не силен, сам понимаешь. Помощь не помешала бы.
— Она не ребенок, она — сам танец, — с любовью глядя на Наташу, ответил Габриэль.
— Значит, по рукам. Но в театр, чур, вожу ее я, — сказал Ролан.
И, встретясь с непонимающим взглядом Габриэля, пояснил:
— Там преподавательницы симпатичные.
Она и не подозревала, что Самаэль так глубоко вошел ей в душу. Настя любила его, была готова пойти на смерть ради него и ради того, чтобы он был, но она не была готова потерять его и остаться жить. Это было неправильно.
