Аннетт застыла, наблюдая за тем, как Коул привычно раскатывал тесто для булочек: тонко, аккуратно, добавляя немного муки, так, чтобы мягкое тесто не набрало лишнего и не стало резиновым. После посыпал корицей, немного смазал маслом, полил сахарной водой и закрутил в рулет, который тут же нарезал острым ножом на равные части. А после Коул сложил булочки на пергаментную бумагу близко друг к другу, чтобы не пересыхали во время выпечки и приобрели одинаковую, ровную форму.
По кухне растекался сладкий, чуть пряный аромат. Легкий, воздушный, в чем-то терпкий и насыщенный, но это лишь пока. После эта перенасыщенность уйдет. Останется лишь хрустящая корочка и тонкий слой теста, который будет таять во рту. Сладко, но не приторно… можно даже не запивать чаем.
– Занеси Роберту.
Коул поставил перед ней небольшой поднос со свежеиспеченными булочками и крепким черным чаем без сахара.
– Себе тоже возьми, если хочешь.
– Нет, пока нет, я только позавтракала. Спасибо.
Ани взяла сладости и направилась в их комнату. Отчего-то было волнительно. Хотелось, чтобы все стало просто: закрыл дверь – и ничего из прошлого не осталось.
– Как ты?
Тихий, слегка охрипший от волнения голос… она поставила поднос на прикроватную тумбочку, села на край кровати, мягко сжала его пальцы так, чтобы не причинить боль раненой руке.
– Все в порядке, Коул говорит, что мне еще повезло, что расщепления не было, а это так, затянется само, когда тело привыкнет к этой реальности.
Роберт, как всегда, тепло улыбнулся, бережно, едва касаясь шершавыми подушечками пальцев, провел по контуру ее лица.
– Не переживай. Не стоит.
– Безразличие не моя черта.
Аннетт все сильнее волновалась, чувствовала, как по телу растекается приятное ощущение близости. Не физической, нет, хотя его прикосновения… она не думала, хотелось вернуть тепло. Именно поэтому наклонилась, касаясь его горячими губами. Легко, невесомо, словно боясь потерять грань, разрушить их отношения. Это ведь выходило за рамки, так же, как и все его прошлые поцелуи. Но этот был ее.
– Ты дрожишь, – Роберт заправил ее волосы за уши, вернул поцелуй. – Выдохни.
Казалось, он видел ее насквозь, чувствовал каждое колебание, каждое ощущение, знал, что делать. И Ани, краснея, опустила лицо.
– Мистер Лоуренц передал тебе свежих булочек с корицей. Ты ведь любишь.
Она поставила поднос, боялась, что не так поймет, но это глупость… он слишком заботливо смотрел.
Не хотелось разрушать этот момент: нежности, тепла, его мягких, но не обязывающих прикосновений. И, к счастью, Роберт это понимал. Улыбнулся, отпил немного чая, взял булочку. Они просто молчали. Вместе. Аннетт ценила эти паузы, то, что все оставалось под вопросом, без обещаний, слов… сейчас понимала, почему Роберт никуда не торопился, почему в нем всегда оставался контраст между проявлением эмоций и, как ей казалось, безразличием. Он просто не давил, давал время. И себе, и Ани… чтобы понять свои чувства, принять их, не принимать скорых решений. Так не будут жалеть. Так будет осознанно. А пока есть время.
