На зов тринадцатой могилы | страница 5
Я отшатнулась, споткнулась, выпрямилась и уставилась на него в упор. Не собираюсь я трусить перед лицом врага — то есть мужа.
Осталось пять шагов.
— Слушай сюда, мистер Мачо.
Четыре.
— Да будет тебе известно…
Три.
— … я вернулась вовсе не для того…
Два.
— … чтобы меня чихвостил сердитый…
Минуточку. Краем глаза я заметила что-то легкое и белое, подхваченное ветерком, и посмотрела вниз, гадая, что за фигня на мне надета.
— Что за фигня на мне на…
Один.
Одной рукой Рейес за талию подтянул меня к себе и прижал к крепкому телу. На объятия это ни капельки не было похоже, как не было и ни грамма нежности в том, как он изучал меня глазами.
Я тоже решила его порассматривать. Оттянула шарф вниз и увидела идеально прямой нос, полные губы, потемневшие от щетины скулы. В тенях от длиннющих ресниц мерцали глубокие карие омуты с зелеными и золотистыми искорками, и я утонула с головой. Прошло так много времени… Так много!
Обеими руками я обняла Рейеса за шею, и он, опустив голову, уткнулся носом мне в волосы. Я растворилась в ощущении его тела и в восторге от того, что у меня самой снова есть тело. Настоящее, материальное, со всеми порывами и желаниями, которые делают его пусть и предательской, но драгоценной оболочкой.
— Может, отложим ненадолго ссоры и удовлетворим парочку моих потребностей?
Рейес отстранился и уставился на меня таким горячим взглядом, что одного его хватило бы разжечь костер. Потом снял через голову халат и бросил на песок. От одного лишь вида сильной фигуры, широких плеч, стройной талии и мягких теней вокруг мышц и сухожилий мои только что заново обретенные кости превратились в желе.
— Видимо, это значит «да».
Не успела я и глазом моргнуть, как мир перевернулся. Сильные руки уложили меня на халат. На Рейесе остались лишь традиционные штаны все того же небесно-голубого цвета. А на мне, судя по всему, было какое-то белое платье из тонкой, как паутина ткани. Когда Рейес задрал его выше, ткань прошелестела по моей коже, а вслед за ней прокладывали себе путь горячие влажные губы.
Каждый поцелуй вызывал в костях крошечные землетрясения. Подняв наконец платье к рукам, Рейес связал мои запястья у меня над головой и сжал их крепкими пальцами. Ему явно не составляло ни малейшего труда сдерживать мои попытки освободиться.
Выставленное напоказ тело омыло прохладным утренним ветерком, и ни один сантиметр обнаженной кожи не остался без внимания пристального взгляда. Везде, куда смотрел Рейес, появлялись мурашки, и даже исходящий от него жар, просачиваясь в меня, не сглаживал колючих до боли ощущений.