— Чем?
— Это называется «пересадка кожи», Питер. Если тебе такое сделать, ты здорово помолодеешь…
Я подался вперед:
— Но зачем такое с собой проделывать?
— Действительно непонятно, с какой стороны ни посмотри… Даже если взять вора-рецидивиста, какой смысл? В результате такой крайне редкой операции он, наоборот, обзаведется уникальными отпечатками пальцев, если их можно будет так назвать.
— Значит, смысл в том, чтобы скрыть что-то не в будущем, а в прошлом? — подумал я вслух.
— Это одна из версий.
— Но у человека же, кроме пальцев, еще много чего есть, — заметил Сатти.
— Вот именно. У большинства людей вообще ни разу в жизни отпечатков пальцев не берут. И труп редко идентифицируют по ним. Гораздо чаще по зубам, — уверенно заключила Стромер.
— Дайте угадаю: наш приятель редко наведывался к стоматологу?
— Наоборот, очень часто. Свои зубы ему или удалили, или обточили под коронки. Голливудская улыбка, вы же сами видели. Так что зубы тут не помогут. И последнее про внешность. Кто обратил внимание на цвет глаз?
— Ярко-голубой, — ответил я. Хотя это был скорее глубокий синий.
— Хорошо. Но неправильно. Глаза у него были довольно приятного карего оттенка. Он носил цветные линзы. — Стромер сдвинула отчет ровно на край стола, похоже довольная тем, что мы, особенно Сатти, потеряли дар речи от удивления. — Еще у него была четвертая стадия.
Мы продолжали потрясенно молчать.
— Рака, — пояснила она.
— Четвертая — это ведь плохо, да?
— Пятой не существует. Метастазы расползлись по телу, как гниль. Но ни в желудке, ни в крови не обнаружилось следов обезболивающих. Его должны были мучить нестерпимые боли.
Сатти встрепенулся:
— Выходит, тому, с кем у него так некстати пересеклись дорожки, надо было всего-навсего немного подождать?
— Несколько недель. Если бы не все это, можно было бы сказать, что погибший обладал превосходными физическими данными. Никогда не видела таких натренированных ног. Как у бегуна-чемпиона или у танцора балета.
— Беззубый балерун с терминальной стадией рака и без отпечатков пальцев, — пробормотал Сатти. — Ясненько.
— Готовы к остальному?
Мы молча ждали.
— Эйдан, просветите детектива-инспектора, о чем пойдет речь? — По лицу Стромер нельзя было понять, радует ли ее, что я сейчас потеряю работу, или нет.
«Ну, давай уже», — думал я. Мне надоело попадать в собственные ловушки. Но вслух сказал:
— О стежках на брюках. В них что-то вшили.
— Есть предположения? — Стромер посмотрела мне в глаза.
