Чарли поднес снимок к самым глазам. Белая моль перелетела комнату и села ему на руку.
— Эту фотографию сделал мой отец. Он был там. Смотрел через видоискатель на Бартоломью Блура, а потом щелк, и вот — память на целую вечность. Так что если я туда войду и посмотрю в видоискатель с обратной стороны, то увижу отца. Поняла? Что ты об этом думаешь? — спросил он ее.
Моль села ему на запястье, и он улыбнулся, почувствовав легчайшее прикосновение крошечных лапок. От волнения у него даже задрожала рука, и моль опять взлетела. Ее блестящие крылышки трепетали теперь у кончика его указательного пальца.
— Все будет хорошо, правда?
Чарли уже слышал поскрипывание снега и чье-то дыхание. Он очень любил этот миг, когда сразу после появления звуков он обнаруживал, что вплывает в картину.
— Ну, была не была!
Мальчик почувствовал, как тело становится невесомым и его затягивает в густой туман времени. Вот он уже начал в медленном кружении приближаться к одинокой фигуре Бартоломью… и к человеку с фотоаппаратом.
Смех. Смех и добрый, и веселый. Знакомый голос? Чарли слышал хриплое кряканье Бартоломью, нет, это был совсем другой, раскатистый смех.
— Хватит, Лайелл! Слишком густой снег.
Никто не ответил.
— Ты уронишь камеру. И надень перчатки, а то отморозишь пальцы!
В ответ смех.
Интересно, видел ли Бартоломью его лицо в такой плотной снежной пелене? Когда Чарли путешествовал, люди, которых он посещал, видели лишь его лицо, и это слегка нервировало их.
Сильный порыв ветра швырнул снег мальчику прямо в глаза. Он попытался их протереть, но пальцы окоченели от холода.
— Бартоломью! — позвал он.
Но Бартоломью, не слышавший его, резко повернулся и пошел в другую сторону.
— Пойдем, Лайелл! Хватит фотографировать! — крикнул Бартоломью на ходу.
Вот теперь Чарли повернется. Сейчас, сейчас он, конечно, увидит человека с фотоаппаратом.
Он повернулся.
И увидел человека в куртке с отороченным мехом капюшоном. Человек прятал подбородок в воротнике, а остальную часть лица закрывала камера.
— Лайелл! Скоро начнет темнеть. Надо возвращаться, — опять крикнул Бартоломью.
И опять тот же мягкий смех.
— Иду.
Чей это голос? Знакомый? Камеру опустили и убрали в карман. Капюшон поправили, надвинув его на глаза. Потом, склонив голову, натянули перчатки.
— Папа, — закричал Чарли. — Папа!
Человек шел прямо на него, но прошел мимо, согнувшись чуть ли не пополам в борьбе со встречным ветром.
— Папа!
Чарли протянул руку и схватил только горсть снега.
