Тогда Сумита продолжала:
– Слыхала я, у вас давеча вечером по дороге сломался грузовик?
– Да.
– Как жаль, что я не смогла поехать с вами в этом году. Ведь Дада приехал. Как же я могла поехать? Нам надо было поговорить о многом.
– Значит, все эти дни ты разговаривала с братом? А ведь раньше вы побаивались его.
– Дада уже совсем не тот, каким был прежде. Да и мы тоже. Мы стали взрослее.
– Твой братец все такой же самодовольный?
Лицо у Сумиты вытянулось.
Немного помолчав, она сказала:
– Самодовольный… А с чего ему быть самодовольным? Жили мы впроголодь. Все время побирались. А Дада был такой скромный – никогда ни о чем не просил. Мы даже не знали, голодный он или нет. Сказать по правде, он тогда настрадался.
– Молодец.
– Это все, что ты про него думаешь?
– Я ничего не знаю про Амалеша-да, так что прикажешь мне думать про него?
– Ты же сказала – он был самодовольный.
– Он хорошо учился, так с чего бы ему не быть самодовольным?
– Не говори так. Он посылал нам из Америки большую часть своей стипендии. А сам голодал. И учился не покладая рук.
– К чему мне все это знать?
– Еще никто не смел попрекнуть Дада недобрым словом.
– Занеси кофточку мне домой, когда довяжешь. Только не делай рукава в полную длину – на три четверти сгодится вполне.
Сумита кивнула.
– Хорошо. Только к сроку я не поспею. Ведь Дада приехал.
Сумита спустилась вниз меня проводить. Надевая шлем, я услышала, как она шепнула брату на ухо:
– Дада, это Бошон.
Басовитый голос ответил:
– Знаю.
Былое унижение сейчас жгло меня, точно крапива. Я скрежетала зубами. Я еще никогда в жизни так не разгонялась на мотороллере. Дом мой находился неподалеку, шагах в трех. Но я взяла такой разгон, что затормозить вовремя не успела. И того и гляди должна была разбиться. Мотороллер вскинулся на дыбы, словно конь. Затем его швырнуло в одну сторону, а меня в другую. Я здорово ушибла левую руку. У меня из глаз брызнули слезы. Кувыркаясь, к моему стыду, в тучах пыли, я почувствовала, что сердце у меня болит сильнее, чем тело.
Я подняла мотороллер с земли и медленно покатила его домой, успев скрыться до того, как к месту аварии подоспела толпа.
Снова оказавшись в своих личных покоях на третьем этаже, я увидела, что рассадила себе руку по локоть и она сильно кровоточила. А еще я расшибла голову, правда несильно, и все благодаря шлему. Может, я и бедро расшибла? Возможно. Но меня терзала вовсе не физическая боль. Я пошла к себе в комнату и тихонько села в кресло. Я была точно под гипнозом. Из сердца у меня рвался стон, заглушавший все другие звуки на третьем этаже. Пронзительный стон, вызвавший у меня чувство обделенности.
