— Максим, а Максим. Ну, скажи, ты Ленку нашу новенькую любишь? — Заявляла без всякого стеснения девушка. При этом ее лицо блестело так сильно, что казалось, будто из него вот-вот польется нежный медок. Это говорило о том, что ей безумно нравится быть в роли свахи.
— Что? — Спросил Макс и посмотрел по сторонам, как бы ища скрытые камеры, которые снимают его для программы «Розыгрыш».
— Да ладно, брат. Не стесняйся. Все путем. Когда свадьба? — Заявил с веселой интонацией Вершинин.
Максим бросил свой взгляд на Лену. Она смотрела на все это отрешенно. Казалось, что она наблюдает за цирком клоунов, и ей этот цирк особого удовольствия не доставляет.
Больше всего, Макс боялся, что она скажет что-то вроде: «Эээй, не сватайте меня за этого уродца! Я лучше засосу в сортире поросенка!»
Но нет. Она молчала. Ей было все равно. И это почему-то пугало.
А вот остальные одноклассники говорили, и отпускали шутки. Их было много, а он был один. Поэтому все это с каждым мгновением больше и больше перерастало в откровенную травлю. Бесчестную и грязную травлю несчастного влюбленного парня.
Макс слышал, как кто-то рассказывал, что видел, как он (Макс) провожал Лену до женского туалета. И этот бред слушали все, не забывая вставлять свои комментарии.
Кто-то заявил, что Максим ее караулит, чтобы потом съесть. Некоторые девушки вообще крутили пальцем у виска и говорили что-то уж очень нелицеприятное в адрес парня. Но во всеобщем шуме понять их было уже невозможно.
Он чувствовал, что мрак в комнате, несмотря на солнечный день, сгущается. Ему казалось, что его сейчас разорвут на части, как целлофановый пакет. Он не знал, что ответить, как отшутиться или как всех заткнуть.
Ведь, по сути, они все были правы. А он нет. И это отсутствие правды на его стороне буквально выбивало из-под его ног почву.
Надо было что-то делать. Срочно надо было как-то реагировать. А иначе, он умрет прямо здесь. И его смерть увидит Лена, которой это точно не понравится.
На этот раз голос здравого смысла спал как младенец. И парень, поддавшись собственным инстинктам, выскочил из класса и убежал прочь, не взяв с собой свои вещи, и не сказав в сою защиту ни слова.
Он бежал навстречу яркой весне. А в душе у него бушевал ноябрьский сумрак. И этот контраст выжигал все в его сердце, не оставляя шансов ничему живому.
* * *
Знаете, что самое обидное в любом позоре? То, что на следующий день о нем никто не вспоминает. Все ведут себя нормально. Точнее даже «нааармальна», «как бы, нааармальна». Делая вид, что все хорошо, но подло хихикая где-то за спиной.
