Я лишь поморщился. Этот разговор был мне неприятен, но путь побега был закрыт, а сражаться с этой тварью, скрывающейся под человеческой личиной, мне хотелось в последнюю очередь.
— Боль — это жизнь, — изрек он всем известную истину. — Боль — это развитие! Вот посмотри на себя, Виктор. Ты стоишь передо мной в полный рост. Тебе страшно, но ты сохраняешь некое подобие хладнокровия. А ведь… я встречал многих людей, которые при моем присутствии делали в штаны. Заливались слезами и молили пощадить их. И даже поняв, что оружие против меня бесполезно, ты продолжаешь держать его в руках, — он перевел взгляд на трость. — Но я не злюсь. Просто констатирую факт. Что сделало тебя таким, Виктор? Боль! Боль от потери конечности. Боль от потери родителей!
— Ну, раз тебе так нравится боль, то почему бы тебе самому не вскрыть себе брюхо, — бросил я. Страх стал понемногу уходить, и на его место пришло другое чувство. Что-то среднее между неприязнью и омерзением.
— Ах, увы, — картинно вздохнул Нуорр, вновь склонившись над девушкой и погладив по её бледной щеке. — Я не испытываю боли. Вкуса. Даже запахов, что я чувствую, хватит пересчитать по пальцам одной руки. Ты даже представить не можешь, что бы я отдал, чтобы ощутить их… — с нескрываемым огорчением произнес он. — Но! Я могу дарить боль другим!
— Ты безумен…
— Возможно, — нисколько не обиделся собеседник. — Но разве это плохо, Виктор? Что хорошего в трезвом рассудке? — он замолчал, словно ожидая, что скажу я. Но мне попросту нечего было ответить. Эта тварь безумна, и чем быстрее я отсюда смоюсь, тем лучше. Как бы мне не хотелось помочь девушке, максимум, что я могу, это оборвать её страдания. Вот только он вряд ли позволит мне это сделать.
— Не стоит, Виктор, — нахмурился Нуорр, укоризненно посмотрев на меня своими жуткими черными глазами. — Мы с тобой очень мило беседуем, не нужно омрачать эту встречу вещами, о которых потом глубоко пожалеешь. Понимаю, тебе жаль малютку Изабеллу, но… как бы ты не старался, тебе её не спасти. Зато точно упустишь свой шанс спастись.
— Ты их Ока Небура? — предположил я, сделав вид, что проигнорировал слова о собственном спасении.
— А разве похож? — удивился он.
— Не знаю. Они режут людей, ты режешь людей…
— Пф-ф-ф… Очень неудачное сравнение. То, что делаю я — это искусство. Самовыражение. То, что делают они — нерабочие ритуалы, которые дают эффект, но совсем не тот, который нужен.
— О чем ты?
— Лабиринт. То место, где мы оказались, как думаешь, что это?
