– Значит, ты вступишь в кельтские войска?
– Нет, – сосредоточенно качает он головой. – Я пойду на восток и вступлю в войска ву трин, попрошусь в Вивернгард.
Мы молчим, привыкая к этой мысли.
– Моя мать не хочет, чтобы я воевал, – говорит Айвен. – Она предпочитает, чтобы я был лекарем, и только лекарем. Она больше не хочет терять любимых на войне.
– И что же ты будешь делать?
Огонь в его глазах разгорается всё жарче и пылает золотом.
– Я поговорю с матерью, скажу, что еду на восток.
У меня вырывается прерывистый вздох. Джулиас как-то намекал, что чародейки ву трин, возможно, скоро позволят потомкам фей поступать в военную академию Вивернгард, надёжно укрытую в землях Ной. Айвен на моих глазах голыми руками убил дракона. Он сильный огненный маг. Конечно, ву трин будут рады принять его вместе с другими могущественными потомками фей.
И тогда между нами лягут непреодолимые просторы мёртвой пустыни.
«Хватит, – говорю я себе. – Так или иначе, он уйдёт. Ты давно об этом знала, Эллорен».
Я упрямо не поднимаю глаз, которые медленно наполняются слезами. Собравшись с духом, я едва слышно, почти шёпотом говорю:
– Мне кажется… мы никогда не… – Больше ничего сказать не получается.
От Айвена вдруг устремляется ко мне волна невидимого жара, пробуждая мои силы.
– Эллорен…
Сколько заключено в одном слове и волне почти ощутимого огня! Всё, о чём он не может сказать вслух.
И это наше прощание.
Той ночью мне снятся банды погромщиков. Целая армия гарднерийцев преследует Тьерни, Бледдин, Олиллию, Ферн и меня. Мы бежим и бежим, сворачивая с одной тёмной улицы на другую, а маги, как чёрная туча, приближаются к нам.
Мы выбегаем на площадь и резко останавливаемся, окружённые частоколом из горящих алым волшебных палочек. Выхода нет.
Меня хватают, я отбиваюсь, крепко вцепившись в малышку Ферн, которая кричит от страха. Потом её ладошка исчезает из моей руки, и Ферн пропадает в толпе кровожадных магов, я больше её не вижу. Вокруг меня смыкаются чёрные фигуры, и я отчаянно кричу.
Я вскакиваю на постели… простыни мокрые от пота, одеяла сбились в клубок. Я медленно втягиваю воздух, пытаясь прийти в себя, и отыскиваю взглядом окно.
Над неровной линией хребта пробиваются первые всполохи рассвета.
Я молча проклинаю утро. И всю Верпасию. И ужас, который столь многим пришлось испытать прошлой ночью.
На подоконнике, закутавшись в чёрные крылья, крепко спит Винтер, виднеется только макушка её среброволосой головы. Ариэль распласталась среди измятых простыней и, кажется, провалилась в сон, который охраняют дремлющие рядом цыплята и ворон, вцепившийся в спинку кровати. Марина спит под водой в нашей ванной, налитой доверху. Сквозь приоткрытую дверь доносится дыхание шелки – тихое бульканье воздушных пузырей.
